Образование Древнерусского государства - страница 9

Информация некоторых летописных сводов, помимо НПЛ и ПВЛ (сохранившейся в составе Ипатьевской, Лаврентьевской, Радзивилловской и др. летописей), позволяет дополнить общую картину становления Древнерусского государства. Так, Новгородская Четвертая летопись следующим образом характеризует ситуацию после приглашения правителей «со стороны»: «Изъбрашася от Немець три браты с роды своими, и пояша с собою дружину многу. И пришед старейшиною Рюрик седее в Новегороди, а Синеус, брат Рюриков, на Белиозере, а Трувор в Избрьсце; и нача воевати всюды»[83]. Анализировавший этот фрагмент И. Я. Фроянов обратил внимание на военный аспект в деятельности Рюрика — он приходит с многочисленной дружиной и сразу же проявляет военную активность. Ученый делает вывод, что «Рюрик прибыл к словенам для оказания военной поддержки племени, призвавшему варягов на помощь»[84].

Ряд источников новгородского происхождения с начала XV в. в качестве первого посадника (иначе: старейшины, князя, воеводы) Новгорода называет Гостомысла. В списке А новгородских посадников в составе НПЛ младшего извода (комиссионного списка) вслед за хронологическим перечнем князей, митрополитов и архиепископов читаем: «А се посаднице новгородчьскыи: пръвыи Гостомысл, Коснятин, Остромир…»[85] В Новгородской Четвертой и Софийской Первой летописях этот персонаж вводится в другой контекст: «Словене же… зделаша градъ и нарекоша и Новгородъ, и посадиша и старейшину Гостомысла…»[86] Этот персонаж, по общепринятому мнению, является «продуктом» реалий начала XV в. Его введение в достаточно отдаленные от летописца времена преследовало цель утвердить первенство местной новгородской власти перед избираемыми в Новгороде князьями-Рюриковичами[87]. Посадничество в глазах составителя летописи и ее читателей оказывалось старше княжеской власти[88]. Отсутствие в ранних известиях о Гостомысле связанного с ним сюжета не позволяет видеть в качестве источника его появления новгородский сюжет. Это чисто книжный персонаж[89]. Предположение А. А. Шахматова о присутствии упоминания о Гостомысле в гипотетическом Новгородском своде 1167 г. и в еще более предположительном своде 1050 г.[90] не находит поддержки современных исследователей[91]. Какая-то новгородская летопись XV в. послужила источником и для ряда общерусских летописных сводов XVI в. Так, в Никоновской летописи читаем: «Словене же пришедшее съ Дуная седоша около езера Илмеря, и нарекошася своимъ именемъ, и създаша градъ, и нарекоша и Новъгородъ, и посадиша старейшину Гостомысла»[92].

Информация официального Московского свода XVI в. Никоновской или Патриаршей летописи, касающаяся первых датированных событий, представляет чрезвычайный интерес. Ценность рассматриваемой летописи XVI в. состоит в наличии в ней ряда уникальных сведений, отсутствующих в других сводах[93]. В более ранних сводах отсутствовали четыре сюжета — выбор народа, из которого приглашался правитель, «звериный обычай и нрав» новгородцев, антиваряжское восстание Вадима в Новгороде и деятельность Аскольда и Дира. Особенностью Никоновской летописи является также более последовательная, чем в ПВЛ, разбивка информации на датированные фрагменты[94]. Под 859 (6367) г. в летописи после сообщения об изгнании варягов и неурядицах в отношениях между словенами, кривичами и мерью читаем: «И по семъ събравъшеся реша къ себе: "поищемъ межь себе, да кто бы въ насъ князь былъ и владелъ нами; поищемъ и уставимъ таковаго или отъ насъ, или отъ Казаръ, или отъ Полянъ, или отъ Дунайчевъ, или отъ Варягъ". И бысть о семъ молва веліа: овемъ сего, овемъ другаго хотящемъ; таже совещавшася послаша въ Варяги»[95]. Приведенное сообщение считается вымыслом автора XVI в.[96] Тем не менее Е. А. Мельникова видит в нем аутентичный фрагмент более древнего текста, который частично сохранился в Ипатьевской летописи[97].

861 г. датирует Никоновская летопись выбор трех братьев-правителей из варягов. По версии рассматриваемого источника этот выбор оказался осложнен тем обстоятельством, что варяги «бояхуся зверинаго ихъ [новгородцев] обычаа и нрава»