— Я вас не выгоняю. Мне нужны двое людей, которые недавно заходили сюда. Они оставили перед подъездом автомобиль, а потом кто-то угнал его, — Шейн вынул из кармана банкноту и поднес ее к свету. — Если скажете мне, куда пошли эти двое, получите пять долларов.
— Я здесь не живу, — пробормотала женщина. — Дочь, сучка, развлекается. Выставила меня наружу.
Шейн протянул руку и схватил женщину за запястье. Он отстегнул ремешок и подбросил часы на ладони.
— Это часы моего мужа, — сказала женщина. — Они достались мне по закону.
Шейн посветил фонариком за матрас и увидел початую бутылку водки и пару мужских ботинок, стоявших возле стены.
Женщина упала назад, откинувшись на локти. Ее глаза были похожи на светящиеся красные точки.
— Встать, быстро, — резко сказал Шейн.
— Я не говорила, что это мои вещи. Я нашла их. Они были здесь, когда я вошла.
— Когда это было?
— После ужина. Не знаю, когда.
— Почему? У вас были часы.
— Эх, вы, белые, — презрительно сказала она. — Думаете, только у вас могут быть часы?
— Поднимайтесь. Если не пойдете сами, я вытащу вас отсюда.
— Меня уже один раз сюда затащили. Я устала, я больна.
— Ну хорошо, попробуем по-другому, — Шейн внезапно изменил тактику. — Я — частный детектив. Мой клиент исчез. Я вижу здесь его бутылку водки, его часы и ботинки. Я не знаю, с кем он вошел в этот дом и почему он это сделал, но хочу узнать.
— Обыщите дом. Я вас не держу.
— Этот человек — важная шишка. Если с ним что-то стряслось, то об этом напишут в газетах. Вас до конца жизни не оставят в покое. Я могу помочь вам, если вы расскажете все, как было.
— Я не убивала его.
— Он мертв?
— Вы отдадите мне часы?
— Я покупаю их за десять долларов. На скупке вам дадут меньше. Ботинки можете оставить себе.
Лицо женщины оживилось.
— Двадцать долларов, — сказала она.
— Десять — предельная цена. — Шейн вытащил еще одну банкноту и положил ее рядом с первой. — Где вы были, когда подъехала машина?
Женщина постучала ладонью по матрасу.
— Лежала здесь. У меня больная спина, а дочь заботится только о себе, — она взяла банкноты за уголки и вытянула их из руки Шейна. — Знаете, как говорят ямайцы? У него был похожий выговор.
— Он англичанин. О чем он говорил?
— А, о нашей стране, насчет того, как плохо здесь обращаются с чернокожими, а еще гордятся своими законами. Он был под мухой, ясное дело. Я думала, одна из девчонок приволокла приезжего дурака на танцульки, а заодно и почистить ему карманы. Выходить мне не хотелось, лежала себе да слушала.
— Вы слышали, что говорил другой человек?
— Другой что-то тихо бормотал под нос, ничего не разберешь. Они пошли наверх, и он по пути все толковал о расовом вопросе и о справедливости. Затем он вроде бы застонал, и кто-то упал. Я притаилась. Когда рядом творятся такие дела, лучше держаться в стороне. По лестнице кто-то прошел, вниз или вверх, сказать не берусь.
— Вы поднимались наверх?
— По этим ступенькам? Да там шею свернуть можно. Минут через десять туда забрался мальчишка. Тут я встала и отобрала у него веши, когда он спускался. Забрала бутылку и часы, а ботинки он сам выронил со страху. Вот вам вся правда, как перед Богом.
— Как вас зовут?
— Миссис Минни Фиш. Я могу доказать, у меня при себе письмо…
— Хорошо, миссис Фиш. Возможно, вскоре вы услышите полицейскую сирену. Не обращайте на нее внимания.
Шейн вернулся в холл, осветил разбитые ступеньки и начал осторожно подниматься, держась поближе к стене.
Поднявшись на верхнюю ступеньку, он увидел темный предмет, лежавший рядом с ближайшей дверью. Это было разутое тело мужчины. Шейн перевернул мертвеца лицом вверх.
Смерть разгладила глубокие напряженные складки на лице Литтла, и оно казалось почти умиротворенным. Кожа, утратившая розовый загар, была пепельно-серой. Левая рука Литтла сжимала рукоятку ножа, воткнутого снизу в живот под острым углом.