Придвинув скамейку, она с поклоном пригласила к столу полковника:
– Пожалуйте к столу, господин офицер! Помянуть… Так у нас заведено… Битте!
Речь Бульбаха стала сбивчевее:
– Немецкий солдат… э-э… принявший присягу… долг перед армией… он… э-э… не имеет права обманывать… это – предательство!..
Курица, курица, черт возьми! А запах! И бражка – русское пиво! Он, кажется, с утра не успел перекусить! И все из-за этого симулянта!.. А эта русская красавица! Как она хороша!.. А может, это… всего одну косточку?.. И одну рюмку водки?
– Война кончается, – продолжил Бульбах. – И даже если… во что я конечно же не верю… победят они, все равно… да-да, вы, ефрейтор Бергер, все равно в глазах всего немецкого народа будете обманщиком и предателем.
Не выдержав таких обвинений, покойник сел в своем гробу:
– Эт-то я-то обманщик, господин оберст? Я предатель?.. А кто в начале войны обещал мне имение в России, четыреста гектаров земли и дешевых работников? Кто меня обманывал? Разве не вы? Кто говорил, что русские – это не люди, это варвары, а мы, немцы, высшая раса, призванная командовать. А разве не ваш фюрер обманывал нас, обещая, что война кончится через месяц?
Феония переводила испуганный взгляд то на одного, то на другого. Ганс, может быть впервые, говорил гневно и быстро. Не было бы драки!
– А кто перед пленом разорвал и выбросил свой партийный билет? Не вы? Кто обещал фюреру стоять насмерть и чуть не первым сдался вместе со всем своим саперным полком? Кто твердил о чудо-оружии? Где оно? Да вас должны расстрелять дважды. Сначала русские, а потом немцы. За предательство и обман!
Бульбах был ошарашен таким натиском ефрейтора. Конечно, это было прямое неповиновение!
Полковник размышлял. Он понял: Ганс действительно очень опасен для него. Ну его!.. В конце концов, пусть он лучше считается мнимым умершим, чем полковник будет подлинным покойником. Ганс нашел то, что хотел: свое имение, свою землю. Ну и черт с ним, пусть живет здесь, в этом краю непуганных ундин и всяких прочих привидений!..
Феония, угадав тяжелые сомнения полковника, чуть ли не силой усадила его за стол. Налила стакан. Подвинула кусок курицы. Убийственные доводы в пользу Ганса были у этой женщины. Сильней, чем доводы самого покойника.
– Ваше здоровье! – подняла свой стакан Феония.
– Прозит!..
Через короткое время они уже все втроем чинно сидели за столом: Феония, покойник и полковник. Груда костей высилась на деревянной тарелке перед Бульбахом. После водки ему налили из туеса бражки. Убийственная смесь!
– «Он был храбрый солдат!..» – запел Бульбах песню времен Первой мировой войны. Ганс стал подпевать. Появилась еще бутылочка «казенки».
Феония под припевку «А у нас на севере мужики все девери, бабы все золовки, до плясанья ловки…» начала пританцовывать. Ганс играл на губах, а Бульбах, взяв со стола две ложки, стал очень умело отстукивать ими ритм.
Феония первая услышала во дворе, а затем и в сенях шаги. Ганс торопливо нырнул в свой гроб, прикрылся простыней.
Бульбах, шатаясь, встал, заплетающимся языком доложил Анохину, что ефрейтор Ганс Бергер действительно скончался.
Лейтенант заметил на столе три кружки, три тарелки с недоеденными кусками курицы. Встретился с умоляющим взглядом Феонии.
– Поминаете, значит, – сказал он. – Не грех помянуть. Хороший был работник. И человек хороший, – и он снял шапку.
– О, да! – согласился Бульбах и, ударив ложками по столу, произнес речитативом: – «Он был храбрый солдат!»
– Так и запишем, – сказал Анохин, прощаясь и отказываясь от предложенного стакана.
Когда дверь за ним закрылась, Бульбах свалился под лавку, сраженный варварской смесью русской бражки и шнапса.
А на окраине села, где располагался небольшой жальник, немного в стороне от фанерных краснозвездных обелисков и крестов в этот же день появился свежий березовый крест с немецкой мятой пилоткой на верхушке. На затеси готическими и, вповтор, русскими буквами было выведено: «Ефрейтор Ганс Бергер. 1912–1945».
Через час ветер и снег сделали свое дело, и новую могилу уже нельзя было отличить от всех остальных…
Начальство не заставило себя ждать. Оно явилось на бронетранспортере, который, пробивая снега, тащил за собой сани-волокушу с палаткой, бочками и ящиками с продовольствием.
