— Мы убьем этих гилоков или пошлем их работать? — сказал он.
Кру оглянулся на говорящего. Фон Хорст ждал ответа вождя. Способен ли грубый и жестокий человек-бизон быть благодарным, если он не дождался ее даже от Ла-джа? Ведь на этом основана надежда на свободу для него и Ла-джа, ибо он все еще думал о благополучии девушки.
— Ну что, — спросил старик-бизон, — мы убьем гилоков или пошлем их работать в поле?
— Убейте их! — кричали ганаки.
— Нет, — прорычал Кру, — женщина не будет убита. Уведите их. Оставьте в хижине и охраняйте. Позже Кру решит, что делать с мужчиной.
Фон Хорста и Ла-джа отвели в грязную хижину. Их не связали. У мужчины не отобрали оружие, и он мог предположить только одно — их тюремщики были слишком глупы и лишены воображения, чтобы принять подобные меры предосторожности. Ла-джа уселась в одном углу хижины, а фон Хорст — в другом.
Они не разговаривали. Фон Хорст даже не смотрел на девушку, но ее взгляд часто устремлялся на него.
Он чувствовал себя несчастным и почти лишенным надежды. Если бы она была добра к нему или, по крайней мере, обошлась с ним вежливо, он мог бы с энтузиазмом смотреть в будущее, но теперь, без надежды добиться ее любви, все казалось ему бессмысленным. Сознание того, что он любит Ла-джа, рождало в нем лишь презрение к себе, вместо того чтобы быть источником гордости. Фон Хорст чувствовал лишь тяжелый долг спасти ее, потому что она была женщиной, и знал, что попытается это сделать.
Скоро он лег и заснул. Ему снилось, что он спал в чистой постели, укрытый прохладной простыней, а когда проснулся, то надел свежее белье, хорошо отглаженный костюм и спустился к роскошному обеду за безупречно накрытым столом. Официант, разнося блюда на серебряном подносе, потряс его за плечо.
Фон Хорст проснулся и увидел, что перед ним стоит женщина. Она трясла его за плечо.
— Проснись, — сказала она. — Вот твой корм.
Она бросила на грязный пол перед ним пучок свежесрезаной травы и немного овощей.
Фон Хорст сел и посмотрел на женщину. Она была не ганаком, а человеческим существом, таким же, как он.
— Для чего нужна трава? — спросил фон Хорст.
— Чтобы есть, — ответила женщина.
— Мы не едим траву, — сказал он, — а овощей здесь и для одного недостаточно.
— Вам придется или есть траву, или голодать, — сказала женщина. — Нам, рабам, много овощей не дают.
— А мясо? — спросил фон Хорст.
— Ганаки не едят мясо, поэтому его нет. Я здесь так давно, что не помню, сколько раз спала, и ни разу не видела, чтобы кто-нибудь ел мясо. Скоро вы привыкнете к траве.
— Они посылают всех пленников работать в поле? — спросил фон Хорст.
— Никогда не знаешь, что они сделают. Обычно они щадят женщин, и те работают в поле, пока не состарятся, потом их убивают. Если у них не хватает рабов, они какое-то время щадят и мужчин, а если их достаточно — немедленно убивают. Они дали мне спать много раз. Я принадлежу Сплею. Они отдадут женщину кому-нибудь, потому что она молодая. А тебя, наверное, убьют, у них сейчас много рабов — больше, чем они могут прокормить.
Когда женщина ушла, фон Хорст собрал овощи и положил их перед Ла-джа. Девушка взглянула на них, и ее глаза вспыхнули.
— Почему ты так поступаешь? — воскликнула она. — Я не хочу, чтобы ты что-то для меня делал.
Я не хочу быть тебе обязанной.
Фон Хорст пожал плечами.
— Ты очень последовательна, — заметил он.
Ла-джа пробормотала что-то, чего он не уловил, и принялась делить овощи на две части.
— Ты съешь свою долю, а я свою, — сказала она.
— Здесь и для меня мало, не говоря уже о двоих.
Лучше бы ты все съела, — настаивал он. — К тому же я не очень-то люблю сырые овощи.
— Тогда оставь их. Я их есть не буду. Если тебе не нравятся овощи, ешь траву.
Фон Хорст снова замолчал и принялся жевать какой-то клубень. Это лучше, чем ничего — вот и все, что он мог бы сказать. Пока девушка ела, она время от времени украдкой бросала на него взгляд, а когда он заметил это, быстро отвела глаза.
— Почему я тебе не нравлюсь, Ла-джа? — спросил фон Хорст. — Что я сделал?
— Я не хочу об этом говорить. Я вообще не хочу с тобой говорить.
— Ты несправедлива, — возразил он. — Если бы я знал, что я сделал, я мог бы это исправить. Было бы намного лучше, если бы мы были друзьями, поскольку нам долго еще придется быть в обществе друг друга — пока не доберемся до Ло-гара.
