Ренни стоял на том же холме, озирая Пендлтон и забавляясь своим собственным удивлением.
Прошло пятьдесят лет, старый пес. Конечно, все должно было измениться. Черт, они даже изменили прежнее название Станции Гудвина.
Маленький городок, родившийся в эпоху золотой лихорадки, послужил отличным местом для охоты на Онтонгардов, думал Ренни. Теперь в этом новом Пендлтоне, появившемся на месте старой доброй Станции Гудвина, будет куда сложнее уничтожить их.
— Теперь у них даже появился шериф, — произнес голос позади Ренни, заставив его подскочить. — Первый из них погиб при поимке бежавших из тюрьмы. Многие почитают его святым мучеником или кем-то в этом роде.
Ренни резко обернулся, выхватывая спрятанный пистолет, но тут подул ветер, принося с собой запах невысокого мужчины, пропитанного дымом от горящего дерева. Тогда Ренни узнал его.
— Дегас.
В последний раз, когда они вместе охотились, Дегас был только-только создан. Его ярко-рыжие волосы свисали кудрями до резко очерченного подбородка. И было это — когда? — лет двадцать назад. Инопланетный ген постепенно делал волосы темнее, и огненные пряди со временем стали каштановыми. К тому же Дегас вздумал побриться — и в таком виде Ренни никак не мог признать крепко сбитого вожака Дворняг-Демонов.
— Ты не особо торопился, — пробурчал Ренни, не слишком-то довольный, что не заметил приближения человека. Уже давно его никто не заставал врасплох.
Дегас спустился с холма, вытирая руки белым платком, на котором оставались пятна крови.
— Тебе не спрятаться от меня, Шоу. Я читаю все твои мысли. Ты злишься, что прозевал меня?
— Сам знаешь, — рявкнул Ренни, испытывая новый прилив раздражения.
Дегас издал негромкий, мягкий смешок.
— Ладно, хватит рычать и гавкать, стань человеком, каким ты был от рождения, а не волком. Иначе в следующий раз мы будем нюхать друг у друга задницы.
— Ты захотел со мной встретиться, чтобы заставить меня дожидаться, а потом оскорблять в лицо?
— Это ты опоздал. — Дегас помахал у него перед лицом окровавленным платком. — Снова начались убийства с обеих сторон. Мы поймали одну из Тварей Гекса, у него из ушей лилась кровь Стаи.
— Кого он убил? Окончательно или нет?
— Не знаю. — Дегас отпустил платок, и ветер унес покрасневшую тряпицу, словно подбитого голубя, висящего над прериями. — Никто из Дворняг не пропал. Наверное, это какой-то новый потомок Стаи, и он снова становится собой. Если его не убили насовсем, то скоро он вернется в строй.
Слова эти раскрывали неприглядную истину: Дворняги нередко создавали Тварей оптом, целыми пачками.
Ренни скривился.
— Это не наш метод.
— Ну и зря, стоило бы изменить подходы! Гекс каждый день подселяется к новым людям. Мы не должны отставать от него: Тварь на Тварь.
— То есть, если он получит половину мира, мы забираем себе вторую?
— Но как сотня победит тысячу?
— С помощью разума, с которым мы родились. Гекс держит Тварей на привязи, не позволяя им думать. Стоит перестать ими управлять, Твари превращаются в младенцев.
— Ага, в младенцев с пушками.
— Единственное, что нужно, это быть умнее, чем они.
Ренни не сводил глаз с белого клочка, летящего над равниной. Идея только-только начала созревать, но тут он вспомнил, что Дегас читает в его сознании, и немедленно оборвал мыслительный процесс.
Дегас подозрительно взглянул на собеседника, недовольный, что от него скрыли мысли.
— Что?
— Здесь мы попросту тратим время.
— Ты думал не об этом.
— Мои мысли не относятся к теме данного разговора.
Ренни развернулся и зашагал прочь, старательно сохраняя разум в девственной чистоте.
Вынырнув из воспоминания, Укия принялся размышлять над услышанным разговором. Какое отношение война между Стаей и Онтонгардами имеет к нему — если вообще имеет? Ренни ничего не помнил о пребывании в Орегоне самого Укии. Стая вообще не знала о существовании Укии до июня этого года. И все же следопыт не мог сбросить со счетов странное совпадение: Ренни прибыл в Пендлтон 23 сентября 1933 года — в тот же год, когда Брыкающиеся Олени потеряли своего ребенка, который впоследствии стал Волчонком из Уматиллы.
