На вопросы хозяин отвечал мне честно, но медленно. Он искал в них подвох и хотел уловить, к чему они клонятся. В бескорыстный мой интерес к его жизни он явно не верил, а сам нужды в разговоре со мной не испытывал... Не потому, что хотел прятать от меня свои взгляды на вещи, а оттого, что считал бессмысленным высказывать их чужаку.
Он был прям и со всей прямотой давал мне почувствовать, что мало расположен ко мне...
А потом я без всякого перехода, без подготовки спросил вдруг в упор:
- Это правда, что вы однажды казнили коня?
Он смутился, глубоко задышал. Потом ответил не сразу и глухо:
- Животных не казнют. Их стреляют и режут. А это не конь был... Только забрался в коня... Отца затоптал... И господь приказал его на мученье...
Я стал расспрашивать о способе казни. Он не скрыл ее безмерной жестокости:
- Повязали веревкой и отдали его мошкаре... Чтоб задушила. В уши, в нос и в глаза... Хвост и гриву срезали, чтоб не отмахивался... И текла его кровь, как из сердца у отца моего... В успокоение души и во славу...
Мы помолчали.
- И вы, значит, уверены, что беса убили? - спросил я после паузы.
- Мы такое слово не говорим.
- Но уверены, что он существует?
Он помолчал, потом сказал:
- Вы свое знаете, а мы свое.
Я решил схитрить:
- Но если вы считаете ваше знание правильным, то должны стараться другим доказать его.
- Нет,- ответил он примирительно,- мы к нашему чужих не склоняем.
- Тогда, значит, плохо веруете,- сказал я, чтобы вызвать на спор.Древние христиане ходили - вещали.
Он подумал и возразил:
- У него солдаты с ружьями-пушками, а у нас только крест христианский.
- Значит, креста вам недостаточно, чтобы защищать свою веру?
Он удивленно взглянул на меня и ответил совсем непоследовательно, очень медленно и без задора:
- Защищать? А правильной вере зачем себя защищать? Это тому надобно, кто его защищает...
Это было сказано тихо, но так убежденно и просто, что мне стало вдруг жутко.
Что-то бездушное, нелюдское послышалось в этих словах... Тихий, боявшийся надуманных призраков, нехитрый в споре, знавший вообще мало слов человек, который согнулся сейчас над резною игрушкой и не глядел на меня, был и слабым, и разнузданно-сильным... От него вдруг повеяло неотвратимым...
Это чувство погнало меня назад в свою спаленку. Ведь больше идти было некуда... Я клял этот бестабачный и добродетельный быт, который вытравил в людях даже потребность общаться. Идти к Мише Онуфриеву? Но он занимал одну комнату в доме у тестя, в ней пахло пеленками, играли дети, возилась по хозяйству жена... Зайти к кому-нибудь на огонек? Но я уже убедился, с каким дружелюбием встречали меня сохатовцы днем. Вечером они будут еще подозрительнее. Ведь это ни на кого не похожие люди... Нелюдимы, выросшие в таежном затворничестве... Мой приезд - небывальщина, но им нелюбопытны диковинки. Во всякой другой далекой деревне меня окружали бы на улице, зазывали в дома, и я уставал бы отвечать на расспросы. Здесь же людям нет дела до прочих людей на земле.
Мне оставалось прибегать к карандашу и бумаге. Писать и писать. И я писал то, что теперь вам рассказываю. В этих записях сохранилось много интересных листков... О том, например, как Ольга, считавшая только до десяти, разложила свечи в амбаре на шесть кучек по десять... О том, как она размышляет над каждым поступком, можно сделать его или нельзя... О тишине и тоске, сжимавших меня вечерами... О странных мыслях, которые должны были шевелиться в головах у людей, видевших меня каждый вечер в окне за бумагами... О моих мыслях об их темных мыслях...
КОШКИ, КОШКИ!!.
Да, именно тот разговор, в котором Меченый понял, что приехал я от него, стал для нас роковым... Меченый имел все основания опасаться его, убившего не только отца, до и более дорогое для него существо, о чем речь пойдет в этой главе. И несчастный решил, что я совершу теперь третье убийство... Он захотел избежать...
Вы видели из предыдущих страниц, что Меченый не был фанатиком, который навязывает свою веру другим. Нет, ему достаточно было спастись самому. Но на этом пути он был последова-тельным. Не останавливался и не оглядывался. Об этой его безоглядности, вернее, о том, какую вторую беду причинил в семье Меченых он, рассказала мне теща хозяина.
