Хозяин картины подошел и встал сбоку. Какое-то время они разглядывали ее молча. В напряженной тишине, как ей показалось.
— Меня страшно интригует выражение лица Венеры. Интересно, о чем она думает?
— Существует единственная разница между мужчиной и женщиной, — отозвался Лисберн. — Он спит, а она думает.
— Должен же кто-то думать, — пробормотала Леони. — И, кажется, это чаще всего выпадает на долю женщин.
— Я всегда удивлялся, почему они потом тоже не засыпают.
— Ничего не могу сказать по этому поводу. — Она была честна. Ее представления о физической любви между мужчиной и женщиной — хотя старшие сестры весьма подробно описывали, как это происходит, — не основываются на собственном опыте. Для нее на первом и последнем месте всегда было дело. В особенности теперь. — Что интересует меня больше всего, так это внешний вид дамы.
Открыв свой ридикюль, Леони достала визитную карточку и протянула маркизу. Это была очаровательная карточка. Такой она, конечно, и должна была быть, чтобы соответствовать самому передовому предприятию Лондона в особой сфере деятельности. Размер у нее был такой же, как у карточек, с которыми дамы наносят визиты, и гравировка элегантная, и цвет. Однако это все-таки была деловая карточка, на которой значилось — «Модный дом Нуаро», Туалеты для дам, Лондон, Сент-Джеймс-стрит, № 56.
Лисберн изучал визитку какое-то время.
— Я одна из владелиц, — объяснила Леони.
Он поднял глаза и встретился с ней взглядом.
— Это не на вас женился мой кузен Лонгмор?
Она даже не удивилась тому, что ее новый зять доводится кузеном лорду Лисберну. Все в этом мире связаны между собой родственными узами в той или иной степени, а плодовитая семья Фэрфаксов, к которой принадлежал граф Лонгмор, имела массу ветвей и продолжала пускать новые побеги, словно виноградная лоза.
— Нет. Это моя сестра Софи, — сказала Леони. — На будущее, Софи — блондинка. — Ей было известно, как лондонский свет воспринимает владелиц «Модного дома Нуаро»: три сестры, а иногда три ведьмы или три французские колючки — брюнетка, блондинка и рыжая.
— Понял. А одна из вас замужем за герцогом Кливдоном.
— Да, моя сестра Марселина. Она — брюнетка.
— Здорово, что ваши родители позаботились о том, чтобы было проще вас различать, — сказал он. — И как мило, что вы все мне объяснили. Не то, скажем, я перепутал бы вас с графиней Лонгмор и стал бы ухаживать, а ее суровый муж попытался бы проучить меня. Например, помял бы мой шейный платок, который я сегодня завязывал полчаса.
В свои двадцать один Леони была опытной деловой женщиной, а не какой-нибудь юной мисс, выросшей в тепличных условиях. Она посмотрела на шейный платок маркиза с профессиональной точки зрения. Вернее, попыталась. Но сделать это оказалось труднее, чем должно было бы быть.
Под точеной линией подбородка шейный платок с идеально заложенными складками был повязан настолько безупречно, что казалось, будто его вырезали из мрамора.
Все, во что был одет маркиз, производило впечатление какого-то нечеловеческого совершенства. Это относилось и к его лицу, и к фигуре.
У Леони вдруг слегка закружилась голова, и она подумала, что сейчас самый удачный момент упасть в обморок. Однако профессионализм победил, и Леони смогла критически оценить шейный платок.
— Вы потратили время с толком.
— Разве это имеет значение? — сказал Лисберн. — Никто не посмотрит в нашу сторону, когда Он рядом.
— Он? — удивилась Леони.
— Мой поэтичный кузен. Я сыт по горло своими кузенами. О черт, вот и они!
Со стороны центральной лестницы доносились голоса.
Она повернулась на шум и увидела верхушки шляп, потом головы, а затем и туловища. После короткого замешательства группа, состоявшая главным образом из молодых женщин, выбрала путь и направилась к арке, ведущей в галерею, где в этот момент находилась Леони. Здесь они и остановились, вполне умеренно, но совсем не так, как подобает настоящим леди, потолкавшись и поработав локтями. Потом расступились и дали пройти вперед высокому, стройному, божественного вида джентльмену. Его соломенно-желтые волосы были слегка длинны, а одежда казалась несколько театральной.
