– Да нет, я слышу… – с усилием открыл глаза доктор Рыжиков, сладко пригревшийся на утреннем солнце. – Может, и жив…
Он-то был уверен, что не спит, потому что все слышал и еще успевал думать, сколько такого у каждого, кто сейчас толчется на пятачке сквера фронтовым локтем к локтю. Сколько заштопанных дырок на коже, от головы до пят, прикрыто сейчас этими выходными костюмами, отглаженными женами и дочками на истинно мужскую встречу. Не считая отмороженных почек, сорванных нервов, измученных сердец. Да редко найдешь голову без трещины и вмятины – сколько доктор Рыжиков их перещупал своими руками…
Вот так и думаешь: просто сосед – здесь, на лавочке, в автобусе, в очереди за молоком. А он каждый – со своим последним выстрелом, которым прощался с жизнью. Самую малость только недопростился.
Таково свидетельство, что доктор Рыжиков не спал.
– …А почему я один? Вон они, наши толпятся, – артиллерист показал на шумную группу своих. – Потому что я им так и сказал: если будет как в тот раз, и близко не подойду. Ну их к богу. Это как называется? Сбросились все одинаково. А как садиться – так крупные погоны в отдельный кабинет. И тосты к нам выходят говорить. Как артисты на сцену, из-за занавески. К лейтенантишкам, значит, старшинам, ефрейторишкам. Выскажется, пожелает долгих лет – и обратно за занавес. Я подполковнику Шишко и говорю… Подполковника Шишко знаешь? Начальник не большой, но в любой президиум втереться норовит. И тоже с речью вышел. И только обратно за занавес – я встал и говорю: «Постойте-ка, товарищ подполковник запаса. Может, мы, рядовые, тоже вам хотим речь сказать. Вот вы тут про боевую дружбу очень красиво говорили. А почему теперь от этой дружбы исчезаете? Едрено шило! Почему от нас за занавеской загородились? Или мы плохо пахнем?» Он даже рюмку выронил. Так наши же энтузиасты на меня зашипели: ты, мол если пить не можешь, сиди, не высовывайся! При чем тут «пить»? У нас всегда так: чуть что – пить не умеешь. Один сиди пей. Ну и буду один, говорю. Нет, деньги внес, все чин чином. Чтобы не думали, что жмусь. А чтобы поняли, что у рядовых тоже гордость должна быть. Или давайте по-людски, чтобы без разделения, как у танкистов, или я там не участник. Найду, с кем отметить. Если бы мне Клавку не разорвало, вообще бы горя не знал. И стол, и закуска, и все… Правильно, едрено шило? Ты-то сам в каком звании? Спишь, что ли? Опять задрых десант… – Острый локоть бомбардира ткнул доктора Рыжикова в ребро.
Доктор Рыжиков с трудом оторвал подбородок от груди, еще более пригретой майским солнышком.
– Десант? А-а… Почему сплю? Думал… Я ефрейтор.
– Ну, если думаешь, тогда скажи: правильно?
– Что – правильно?
– Ну что хлеб-соль ешь, а правду режь.
– Все мы немножко лошади… – сочувственно вздохнул всей грудью доктор Рыжиков.
– Вот именно – кони, – согласился с таким странным суждением артиллерист. – Когда они сытые, они бьют копытами… Может, и мне орать нечего было… Сколько наших уже и не поорут ничего! Чаще вспоминать надо, тогда и сами не такие крикливые будем…
Было не очень понятно, про себя артиллерист или про тех энтузиастов, которым он пришелся не к столу.
– Я говорю – народ жалко. Сколько его пострадало! А кто остался – сколько крови насмотрелся! И ничего – смеются, радуются… Как с гуся вода. Я иногда поражаюсь. Хоть сейчас на передовую. А иных еще от боли крючит. Сам-то с ранением?
– Нет, – сказал доктор Рыжиков.
– Десантник – и не раненый? Повезло, выходит. И не царапнуло?
– Контузило, – сказал доктор Рыжиков.
– Тоже не мед, – признал сосед. – Мы в артиллерии все контуженые. Через одного без барабанных перепонок… Как выстрел – так тебя вроде палкой по уху… Да это каждый со своей приметой. Смотришь, рожа красная, как пирог подгорелый, – значит, летчик или танкист… Горел в бою. Я вчера в полосе про одного читал. К нам в город приехал, подпольного врача искать.
– Какого? – встрепенулся доктор Рыжиков.
– Подпольного, какого… Не слышал, что ли?
– Не слышал… – честно сказал доктор Рыжиков.
– Вроде не с луны свалился, в городе живешь, осудил артиллерист его неведение. – Весь город талдычит. Его профессора зажимают, которые завидуют, а сами ничего не могут. Так он без них, без их рецептов, нашего брата фронтовика это самое… выхаживает. Уж они его и так хотят, и так… На прицел взять, да руки коротки. Найти не могут.
