— Не «почему», а «для чего» — для роста. Им расти, им службу нести. Служба у меня непростая, кормлю впрок.
— Не… низя… не по обычаю. С дедов-прадедов заведено, что самый жирный кус — хозяину дома. Мужику, работнику. А ты всякую безотцовщину, бездомщину мясом через день кормишь. Не по правде! Не по справедливости!
И что я этим мужикам скажу? Что я их уже списал? Не по их вине, а по случайности возраста тельца моего «вляпа»? Что через 10–20 лет, когда я буду в силе, эти «мужи добрые» уже, в большинстве своём — в землю лягут? Что им мне помощниками не быть, что их функция — стать удобрением для следующего поколения?
Ничего нового — вся жизнь всякого человека во все времена в этом состоит. В — «стать удобрением». Только я в понятие «следующее поколение» включаю не только их собственных детей, но и чужих, собранных из разных мест, сирот, «тысячи всякой сволочи».
— Не справедливо! Не по обычаю!
Вот только не надо в меня такими словами кидаться! Потому что ваши «святорусские» обычаи и таковая же, но — справедливость… В бешенство приводят!
«У русского народа есть идея, кажущаяся позитивной: это идея справедливости. Власть должна быть не только сильной, но и справедливой, все жить должны по справедливости, поступать по совести. За это можно и на костре сгореть. За «справедливость», а отнюдь не за право «делать все, что хочешь»!
Но при всей кажущейся привлекательности этой идеи — она представляет наиболее деструктивную сторону русской психологии. «Справедливость» на практике оборачивается желанием, «чтобы никому не было лучше, чем мне».
Эта идея оборачивается ненавистью ко всему из ряда вон выходящему, чему стараются не подражать, а наоборот — заставить быть себе подобным, ко всякой инициативе, ко всякому более высокому и динамичному образу жизни, чем живем мы. Конечно, наиболее типична эта психология для крестьян… Однако крестьяне и вчерашние крестьяне составляют подавляющее большинство нашей страны».
Эти слова написаны в 60-х годах 20 века. Но разницы — никакой. Только «большинство» здесь — ещё более «подавляющее».
Для меня, как и для любого прогрессора, идея «русской справедливости» — «смерть неминучая». Потому что мы все — изначально «из ряда вон выходящие». Из здешнего «ряда».
Так вот, специально для «всех»: справедливости — не будет. И воли — не будет. Будет порядок. По моей воле.
— Потаня, всех «голодающих» запомнил? На лесоповал до весны. Вы ж, мужички кушать хотите? Вот и идите лес валять — лесорубам я мясца подкидываю.
Отдельная заморочка — верующие.
— Отрокам?! В пост?! Мясо?!!! Души православные оскоромить?! Покайтесь грешники! Ибо грядёт на вас гиена огненная, ибо взвесил ангел божий прегрешения ваши, и в преисподнюю утянули грехи ваши чашу весов! И идёт уже судия с мечом пламенным в руке…
Какая-то компания ободранных бродяг на моём дворе. Старший, весьма ангажировано вздымает посох с крестообразным навершием и, разбрызгивая слюни, почти правильно воспроизводит знаменитый перевертень Державина: «Я иду с мечем судия». Хочешь — слева направо читай, хочешь — справа налево. Хотя мне больше другой перевертень нравится: «И суку укуси». Что и исполняю:
— Потаня, это кто?
— Дык… ну… калики перехожие. Припозднились, видать, до холодов в тепло стать. Вот, значит, бредут помаленьку, вреда не делают, господу молятся… Вотчину за день… не прошли, замаялись. Да… ну… бабы наши им… это вот… подаяния… божьи люди же… на постой в тепле… худа-то от них… они ж… ну… в Иерусалим… в вертоград господень, чай… бредут.
— Твоя Аннушка бродяг приветила? Смотри, Потаня — не выучишь жену уму-разуму — вдовцом останешься. Это тебе два предупреждения сразу: первое и последнее. Хорошо понял? А этих… Каждому по 20 плетей, вожаку — 40. И до Пасхи — к Христодулу.
И снова разбить нос Фильке. За то, что пропустил. И промыть мозги сигнальщикам. За то, что не доложили. И напомнить Фангу про «Зверя Лютого» на Крокодиле скачущего. За то, что бродяги без конвоя.
Хотя… похоже, вины нет: «калики» шли с обозом, а обозы мы пропускаем. «Божьи люди» попросились — их наши бабы приветили. Беременную Аннушку на подвес под плети…? Как-то… Нет.
