Я сбегал в хоромы и принёс всё своё железо: половецкую шашечку и людоловские… мечи-штыки-огрызки.
— Вот. Парные мечи. Как раз против панцирей.
Тут Аким и выдал свою историческую фразу:
— Выкинь! Выкинь эту хрень — нахрен! Вечно ты всякое дерьмо в руки тянешь!
Я расстроился чрезвычайно. У меня с этими железками столько переживаний связано… Как я тогда на хуторе людей резал, потом выбирался, поджигал, впервые в жизни коня в оглобли запряг… потом столько всего было… А он… ему всё, что я не сделаю — глупость. Как я не стараюсь — всё не так. Ну почему он никогда не хочет меня понять? Ведь я ж — как лучше… Вот же дал господь старого… пердуна в… в родители.
Яков, только глянул на мои мечики и мотнул головой в сторону, даже в руки взять не захотел. Ивашко поглядел, покрутил, извиняющимся тоном произнёс:
— Не, не видал такого.
И отдал Артёмию. Аким продолжал кипеть и наставлять. На путь истины:
— Убери к хренам эти ковырялки! Никакой панцирь против доброго меча не выдержит! Одевай нахрен любой вон хоть на колоду — Яша его в куски посечёт! Вот этому учиться надо! А не в ножички на завалинке играть. Впустую время тратишь, без толку переводишь! Дело надо делать, а не игрищами бессмысленными веселиться!
— Во-первых, батюшка моё родименький, во делах воинских умудрённый, во многих походах славами увенчанный, в старых годах мозгой стронувшийся, у меня нет такого меча.
— А «во-вторых»? Чего?!!!
— А на что тебе «во-вторых», когда есть «во-первых»?
Тут бы мы с Акимом и сцепились. Потому как у меня запас терпежу уже кончился, а у него рушничков и сразу не было. Но влез Артёмий:
— Видел я похожее. В Новгороде. Не на торгу, в доме одном. Хозяин баял, будто издалека привезены, чуть ли не из тех мест, где шёлк растёт. Но сомнительно мне: клейм на них нет — это наша, русских оружейников, манера.
Насчёт клейм — точно. Почему русские оружейники, за редкими исключениями, не ставят своих клейм на изделия — никто не знает. Какая-то легенда, восходящая к языческим ещё временам, к Сварогу? В остальных странах — клинки клеймёные, именные.
А вот о форме моих маломерок…
Вспомнил! Почти всё раскопанное в Новгороде оружие найдено на двух-трёх площадках. Вне их, на самих подворьях — единицы. И одна из этих единиц, с довольно нечёткой датировкой, очень похожа на мои — четырёхгранный штык с остатками рукояти и лезвия.
— Забавно… И как же ты, Иване, собираешься этими… штуками — панцири гробить?
— Артёмий, ты же сам сказал: новые мечи ныне делают с узким и острым остриём. Чтобы брони проколоть. И у меня — также. Вот смотри: кончик моего меча входит в колечко панциря. Видишь, у моего клинка ребра торчат звёздочкой. Острые, прочные. Не рубят по плоской, кувалдой битой, лицевой поверхности, а рвут изнутри. Где проволока не кованная — мягкая, да при изгибе в колечко — ещё и смятая. Просекают одно колечко, сеть слабеет, соседние сдвигаются, и в дырку входит уже лезвие.
— Мда… интересно…
— Артёмий, ты же здравый муж! Что ты его слушаешь! Он же… отрок бессмысленный! Ты ещё в его волка лае — мудрости поищи! Эта ж бестолочь!
— Мхм… Только волки-то — не лают. А правду ль говорят, Аким Янович, что светлый князь смоленский Роман Ростиславович вас со двора гнал? И что, де, кабы не этот… бестолочь — шапки бы не дали?
Я уже говорил, что лучники обладают астеническим телосложением и поэтому апоплексический удар им не грозит? Так вот — я прав. Только поэтому я не стал в этот момент снова сиротой.