— Итак, — сказал он, — пытаясь создать антигравитацию, мы тем самым пытаемся изменить геометрию вселенной. Или, если вернуться к нашей метафоре, пытаемся разгладить лунки на резиновом листе. Допустим, что нам удалось забраться под некую массу и, подняв ее над собой, удерживать в таком положении, чтобы не дать ей выдавить лунку. Если таким образом разгладить наш резиновый лист, будет создана вселенная — или хотя бы часть ее, где гравитация не существует. Катящийся объект на своем пути мимо массы, которая не образует лунки, уже не изменит направления своего движения, и в этом случае мы могли бы сказать, что масса не создает гравитационных сил. Для того чтобы создать антигравитацию на Земле, нам пришлось бы найти массу, равную массе Земли и, так сказать, подвесить эту массу над головой.
Я перебил его:
— Но согласно вашей теории Двух Полей…
— Совершенно верно. Общая теория относительности не дает нам указаний на то, как свести гравитационное и электромагнитное поля к единой системе уравнений. На эту систему, которая позволила бы создать универсальную теорию поля, Эйнштейн потратил полжизни и ничего не добился. Неудача постигла и всех его последователей. Я же начал с предположения, что эти два поля не могут быть сведены в единую систему, и пришел к выводам, которые я и попытаюсь вам объяснить — разумеется, в грубом приближении — с помощью все той же метафорической вселенной.
Наконец, хотя я не был в этом уверен, мы добрались до того, чего мне еще не приходилось слышать.
— Ну и как она будет выглядеть? — спросил я.
— Допустим, что вместо того, чтобы поднимать массу, мы уплотним резину, сделаем ее менее эластичной. Она бы сжалась — во всяком случае, на ограниченном участке — и стала бы ровнее. Гравитационные силы тогда стали бы меньше, и то же самое произошло бы с массой, поскольку в нашей модели вселенной и масса и гравитация являются одним и тем же феноменом. Если бы нам удалось разгладить весь резиновый лист, гравитация тотчас бы исчезла вместе с массой.
При определенных условиях электромагнитное поле могло бы противодействовать гравитационному и тем самым вызвать эффект уплотнения ткани вселенной, покрытой лунками. Электромагнитное поле гораздо сильнее гравитационного, и, следовательно, первое могло бы возобладать над вторым.
— Но, как вы сказали, — неуверенно проговорил я, — при определенных условиях. Можно ли создать такие условия?
— А вот этого я как раз и не знаю, — медленно и задумчиво ответил Присс. — Если бы вселенная действительно была листом резины, ее плотность, чтобы она могла нейтрализовать действие массы, должна выражаться бесконечно большой величиной. И если это справедливо и для реально существующей вселенной, понадобилось бы электромагнитное поле, напряженность которого также выражается бесконечно большой величиной, а это означало бы, что антигравитация невозможна.
— Но Блум утверждает…
— Да, конечно, я могу себе представить, что утверждает Блум. Он надеется, что достаточно и электромагнитного поля, напряженность которого выражается конечной величиной, если только использовать напряженность должным образом. Но каким бы искренним ни был Блум, — губы Присса дрогнули в легкой усмешке, — его нельзя считать непогрешимым. Он… по окончании колледжа он даже не сумел защитить диплома — вам это известно?
Я было собрался ответить, что мне это известно. Наверное, все знали. Но в голосе Присса прозвучало такое воодушевление, что я взглянул на него и, надо сказать, сделал это вовремя: его глаза светились от восторга, словно он впервые поведал эту новость. И я многозначительно кивнул, как будто собирался приберечь эти ценные сведения на будущее.
— То есть вы хотите сказать, профессор, — я снова поддел его, — что Блум, по-видимому, не прав и создать антигравитацию невозможно?
Помедлив, Присс кивнул и ответил:
— Разумеется, мне представляется возможным ослабить гравитацию, но если под антигравитацией понимать лишь поле с нулевой гравитацией, то есть отсутствие гравитации в любом сколь угодно большом участке пространства, — как я подозреваю, антигравитация, что бы там ни говорил Блум, невозможна.
