Ян знает и все еще мне не звонит? Как так? Проверяю телефон, а там три новых сообщения.
Оставь на беззвучном, и возможно, он будет отправлять уведомления телепатически…
Ян: Святое дерьмо! Великолепные песчаные пляжи, множество «экзотических» напитков и… мы!
Ага, он, определенно, получил новости.
Я улыбаюсь про себя и проверяю следующее непрочитанное сообщение.
Дэниел: Х., сегодня у меня. Ужин в восемь.
А вот и ты, мистер Я-не-спрашиваю-я-говорю. Ты забыл добавить восклицательный знак в этот раз. Теряешь сноровку.
И еще одно сообщение от Яна, примерно полчаса спустя. Ожидая увидеть очередные восклицания о Мальдивах, я удивленно читаю следующее:
Ян Наташе и Хейли: Дамы, экстренное совещание ровно в шесть у вас.
Я возвращаюсь к работе, зная Яна и его истеричные способы раздувать каждую ситуацию до немыслимых границ, когда на самом деле проблемы нет. Я ни грамм не волновалась о его драматичном сообщении.
Следующее сообщение заставило меня расхохотаться.
Таша: У него задержка?
Кажется, Таша была также глубоко «обеспокоена» драматичным сообщением Яна, как и я.
Я: Дизайнерский магазин в центре закрылся?
Таша: Рикки Мартин ушел на пенсию?
Я: В Старбаксе закончилось обезжиренное молоко.
Несколько часов спустя подъезжая к дому, чтобы выяснить, какой хаос грозит человечеству на этот раз, я звоню Дэниелу.
— Хейлз, — как обычно его голос звучит еще более занятым, чем у президента.
— Привет, занят? Перезвонить позже?
— Не для тебя, — он вздыхает, и я улыбаюсь. — Что случилось? — устало спрашивает он.
— Про сегодняшний вечер, — и прежде чем я успеваю вставить еще хоть слог, он меня прерывает:
— Даже не начинай…
— Дэниел, — мой голос быстро становится жестким, раздраженным. — Я просто собиралась сказать, что немного задержусь, вот и все.
Боже. Мои глаза взлетели к потолку. Он издает что-то похожее на вздох капитуляции. Я делаю глубокий вдох в надежде разрядить возрастающее раздражение.
— Возникла кое-какая ситуация с Яном, — добавляю я в качестве оправдания, не понимая, зачем вообще это делаю.
Едкое замечание не заставило себя долго ждать.
— Кто-то сломал ноготь?
— Наверно, что-то в этом роде, — мы фыркаем в унисон, напряжение испаряется.
— Но, Хейлз, не бросай меня сегодня, хорошо?
Звучит почти как мольба. А он никогда не умоляет. Не могу не задуматься, в чем может быть дело.
— Конечно, — мы не успеваем попрощаться, как на заднем фоне появляются приглушенные голоса, и я понимаю, что кто-то привлек его внимание.
— Что случилось с правилом молчать, когда кто-то разговаривает?!
Серьезно? Зарплаты в известном Stark Software должны выдаваться золотыми слитками.
— И тебе пока… — говорю я сама себе и хмурюсь на телефон. Моя новая привычка с тех пор, как я начала встречаться с моим мужчиной — хмуриться на телефон. Пункт номер девяносто пять в моем списке «скоро обсужу с ним лично» и кажется, что этот список будет удлиняться.
* * *
— Милашка, я дома, — зову я, когда дверь за мной закрылась, и бросаю ключи в чашу. Я вдыхаю запах дома, и на моих губах появляется улыбка от ощущения уюта, которым наша квартирка наполняет меня.
— Я здесь, Хейлз, — Таша отвечает из гостиной.
Захожу внутрь и вижу Яна и Ташу, лениво откинувшихся на противоположные подлокотники дивана и задравших босые ноги в джинсах на столик, с вином в руках. Нежно посмотрев на них, я присоединяюсь и плюхаюсь на белый пуф из искусственной овечьей кожи.
— Вина? — спрашивает Таша.
— Может быть, только один бокал. Я потом уеду.
— Начинается, — Таша осуждающе улыбается уголком рта, но не комментирует. Пока…
Взяв бокал охлажденного белого вина, я спрашиваю:
— Вы уже начали? — что значит: раскрыта ли «большая сенсация».
— Мистер настаивал на том, чтобы тебя подождать, — объясняет Таша, похлопывая Яна по руке.
Я тепло ему улыбаюсь, и он отвечает скромной ласковой улыбкой, не типичной для него.
— Итак… — он делает театральный глубокий вдох, а мы с Ташей прячем улыбки за бокалами. Ян смотрит на меня, затем на Ташу и обратно, потом задумчиво делает глоток из своего запотевшего бокала. Наконец, он заявляет: — Я, типа, бездомный.
Мои глаза стреляют в Ташину сторону, встречая ее зеленые глаза. Мы обе поворачиваемся к Яну в недоумении.
