— Ты похудел.
— Нет, просто ты снова привыкла к кому-то поувесистее меня.
— А я изрядно растолстела.
— Разве? Я так рад тебя видеть.
— Жаль, что ты не мог приехать покататься. В четверг я сильно повредила колено, два дня провалялась на диване. И все равно, это чудесно. Так умиротворяет. Едешь себе тихонько на подъемнике вверх. Кругом снег метет, ни зги не видно. Слышно только, как лыжи шуршат по склону.
— Какие-то новые мысли в голову приходили?
— Мысли? Нет. На склоне не до размышлений. От страха и восторга дух захватывает. Такого бездумного времяпрепровождения и не припомню. К нашим друзьям приехал погостить племянник — экзистенциалист двадцати двух лет. Втолковывал нам, почему мы не существуем. Или существуем. Короче, всех слегка утомил. «Слушай, ты уж прости, — сказали мы ему, — но мы все это тоже читали. Сделай милость, оставь нас в покое. Мы больше не хотим сидеть тут и мучиться. Хотим кататься». Представь себе, на многих склонах ты был рядом со мной.
— Я?!
— Да. Когда я поднималась на Т-образном бугеле.
— Я да шорох снега.
— Точно.
— Я бы не прочь пообедать.
— Кое-чего, наверно, наскребу.
— Будь добр.
— Сейчас посмотрим, что у нас тут для тебя найдется. Дома все нормально?
— Да. Все хорошо.
— Нет лучшего подспорья для брака, чем старый друг на стороне.
— Думаешь?
— Хочешь, сыграем в трансформацию реальности?
— Пожалуй.
— Мама учила меня никогда не садиться так, чтобы было видно причинное место.
— Тем более — закидывать ноги на плечи джентльмену.
— Вот уж чего она никогда не говорила. Мне кажется, ей и в голову не могло прийти, что я буду на такое способна.
— Это «Джек Дэниэлс»[14]. Понюхай.
— Мммм-м. Пахнет вкусно.
— Расскажу тебе один случай, он меня поразил. Я учуяла запах духов той женщины, но знаешь от кого? От моего малыша! Ирония в том, что в юности я пользовалась этими духами.
— Они ему нравятся.
— Он даже не подозревает, почему они ему нравятся. Мне они надоели, я от них отказалась, — а они вдруг вошли в моду. И сейчас страшно популярны. Называются «Фиджи». Они хороши, пока они — редкость. Если же ими несет из любой парфюмерной лавки, тогда уж не… сам понимаешь. Но их подарил мне он.
— Такое чувство, будто у меня нет причинного места. Где-то я его сегодня позабыла. И лучше бы не напоминать мне о нем.
— Ладно.
— Хочешь, чтобы я ушла?
— Нет уж. Ты сегодня опять, того и гляди, заплачешь.
— И правда, у меня глаза на мокром месте. Нет ли у тебя чего-нибудь заморить червячка?
— Гм, клубника есть, пара дынек, еще хлеб, вино и — марихуана.
— А можно всего понемножку?
— Неужто надо трахаться, когда в доме твоя мать? Нельзя ли хотя бы без этого обойтись?
— Нет. Чем только мне не приходится заниматься! Трахаться. Сосать. Всё на мне. Готовить. И всё либо в рот, либо изо рта. Такое у меня порой ощущение. Я обязана делать все в лучшем виде и радовать окружающих. Та еще радость.
— Доставлять радость — дело нелегкое.
— Не то слово.
— Может, тебе стоит стать шлюхой.
— Что-то я сомневаюсь, что из меня выйдет классная шлюха.
— Шлюха вышла бы хоть куда.
— Серьезно? И с какой специализацией? Сомнительно, что я вписалась бы в самую общую… ну, как это там называется применительно к шлюхам?
— Шутишь?
— Мне бы подошел типаж матроны, верно?
— А, понял, — из тех дам, которые умеют приструнить клиентов. Аристократический выговор, холодный взгляд.
— Да-да. Некоторым клиентам страсть как хочется, чтобы почтенная классная дама показала им, как и что.
— Именно. Ты могла бы хорошо заработать.
— Мммм-м. Деньги мне очень пригодились бы. Учту.
— Предположим, я умираю, и биограф, читая мои записки, натыкается на твое имя. «Вы хорошо его знали?» — спросит он. Ты стала бы ему про меня рассказывать?
— Смотря по тому, насколько он умен. Если относится к делу серьезно, — пожалуй, соглашусь. Но, наверно, с условием: «Первым делом вы должны дать мне его записные книжки, я прочту и тогда решу, говорить мне с вами или нет».
— «Вы ему очень нравились. Это точно. Может быть, все же расскажете что-нибудь?»
— Зачем ты завел этот разговор?
— Из любопытства. «Я хочу во всем разобраться, и вы можете мне помочь. Если я что-то искажу, это выйдет боком и мне, и ему. Да и вам тоже. Искренность много для него значила, так помогите мне не наделать ошибок».
