Приободрившись, Ловаль перебил меня:
— Я лично ничего не нашел в нем забавного, но меня рассмешила мысль, какую физиономию скорчит мсье Сен-Раме, когда будет читать этот текст.
«Черт возьми, — подумал я, — это уже становится серьезным».
— Мсье Сен-Раме? Ну и какую же физиономию, по-вашему, он скорчит?
— Право, не знаю, мсье, можно подумать, что тот, кто это писал, насмехается над ним.
— Скорее наоборот, — сказал я, — ведь он пишет, что в наши дни не так просто руководить предприятием и для этого нужны большие знания.
— Да, — пробормотал Ловаль, став вдруг серьезным, — это правда…
— Ловаль, — сказал я под влиянием внезапно пришедшей мне мысли, — а сами-то вы знаете то, о чем написано в этой бумаге?
Прошла минута-другая, прежде чем последовал ответ.
— Мсье, это кажется совсем просто, и я, конечно, все это знаю, хотя и сам того не подозревал.
— Значит, Ловаль, вы все же знаете законы спроса и предложения?
— Да, мсье, конечно, да, — ответил он поспешно, как будто опасаясь, что меня может неприятно удивить его невежество, — я знаю эти законы, но так доходчиво мне еще никогда их не объясняли.
— А из этого свитка, Ловаль, вы все хорошо поняли?
— О да, мсье, очень хорошо, я как будто знаю его теперь лучше прежнего, словно мне его заново растолковали.
— Но в таком случае вы, Ловаль, и вы, мадемуазель, почему же вы нашли его смешным?
— Видите ли, всем известно, что мсье Сен-Раме все это прекрасно знает, и потому как-то смешно его с этим поздравлять.
— Ах вот оно что, — пробормотал я задумчиво, — значит, для вас это очень хорошо, а для мсье Сен-Раме не совсем.
— Вот-вот, для мсье Сен-Раме и для всех тех, кто знает, не совсем хорошо… Над ними как будто насмехаются.
— Спасибо, Ловаль, спасибо, мадемуазель, возвращайтесь к своим делам, и не будем больше говорить об этом. Вы видите, что в конечном счете все это не заслуживает внимания.
Я покинул их и вновь водворился в своем кабинете. Я вовсе не был убежден в правильности сделанного мной заключения. Ловаль и моя секретарша просветили меня. С этой минуты я был уверен, что фирма «Россериз и Митчелл-Франс» вскормила на своей груди опасного врага, неизвестного злоумышленника. Я позвонил Сен-Раме и попросил его срочно принять меня.
Признаюсь, когда я второй раз за этот день входил в кабинет Сен-Раме, я был далек от мысли, что история со свитком получит столь неожиданное развитие. Я все же объяснил генеральному директору причину моего беспокойства.
Сен-Раме задумался, а потом спросил:
— Вы проверили, все получили свитки?
— Да, мсье.
— Вы думаете, их написал и распространил кто-нибудь из наших?
— Думаю, да.
— Почему?
— Потому что вас называют по имени.
— Да, но… я, кажется, достаточно известен как руководитель предприятия… Случается, что журналисты цитируют меня в статьях, посвященных проблемам экономики, и даже профсоюзы, когда они обливают меня грязью.
— Это правда, я бы не стал со всею решительностью утверждать, что текст написан кем-то из нашего персонала. Но вот что странно: на сей раз вас не столько осуждают, сколько восхваляют.
— Да, я это заметил. Довольно любопытно.
— Подождем, мсье. Когда мы получим продолжение, возможно, все прояснится.
Сен-Раме вздрогнул.
— Продолжение, говорите вы?
— Да, об этом ведь ясно сказано в тексте. Там даже написано, что тема продолжения — «Об экономической и финансовой роли капитала».
Сен-Раме снял очки, что случалось с ним довольно редко — только в минуты глубокой задумчивости. Через несколько минут он пробормотал:
— Вы правы, в сущности, это довольно любопытное послание… Что, черт возьми, оно может означать?
Внезапно меня, как говорится, осенило: что, если повторить с его секретаршей такой же опыт, какой я проделал со своей? Надо попросить секретаршу Сен-Раме прочесть текст и высказать свое мнение. А Сен-Раме тем временем спрячется за дверью и будет слушать. Конечно, участвовать в подобного рода комедии было не в духе Анри Сен-Раме, который, как известно, не обладает особым чувством юмора. Поэтому я обратился к нему со своим предложением весьма осторожно, с многочисленными оговорками. К моему удивлению, он неожиданно перебил меня:
