Там, где очаг потух давно.
Укромный, тихий уголок,
Где пылью все заметено.
Пора бы вычистить золу
И пыль смести при свете дня.
Но что осталось в том углу,
Так много значит для меня:
Ведь помнят пепел и зола,
Что здесь любовь жила.
Пусть так должно произойти.
Как слово мне произнести,
Как силы мне в себе найти
Сказать последнее «прости»?
И хоть иного не дано.
Коль не горит любви очаг,
Язык немеет все равно,
И до сих пор не знаю, как
Мне жить в сердечной пустоте,
Сказав «прощай» своей мечте.
И в запыленном том углу,
Одной надеждою дыша,
В остывшем очаге золу
Воспоминаний вороша,
Я не могу захлопнуть дверь,
Отрезать все и все забыть,
Ведь сердце даже и теперь
Желает биться и любить
Пока осталась хоть зола
Там, где любовь жила.
Когда Великан умолк, Первая крепко сжала его в объятиях. Впервые за долгое время Сотканный-Из-Тумана выглядел умиротворенным. Линден бросила взгляд на Ковенанта и, силясь скрыть дрожь, закусила губу. Но глаза Хоннинскрю оставались скрытыми под бровями, а на щеках его выступили желваки — словно «прощай» было отнюдь не единственным словом, произнести которое он не мог.
Ковенант понимал его. Трос-Морской Мечтатель пожертвовал своей жизнью так же отважно, как и Хэмако, но его гибель не была оправдана победой. И он не обрел кааморы, дабы упокоиться с миром.
Неверящий не без оснований опасался, что его собственная смерть будет иметь больше общего со смертью Морского Мечтателя, нежели с гибелью Хэмако.
Пока спутники завтракали и сворачивали лагерь, Ковенант не переставал гадать, как же им удастся подняться по едва ли не отвесному обрыву. Здесь, на севере, Землепровал не был столь высок, как в центре Страны, где Верхнюю и Нижнюю Страны разделяла пропасть глубиною в тысячу футов, а между Анделейном наверху и Сарангрейвской Зыбью внизу, подпирая небеса, высилась мрачная Гора Грома. Однако и здесь стена казалась неодолимой.
Но превосходное чутье и великолепное зрение Великанов подсказало им ответ. Повернув на юг, они, протащив сани менее лиги, добрались до места, где стена обломилась, рассыпав широким веером землю и каменные обломки. По образовавшемуся склону не так уж просто подняться, но все же он оказался преодолимым. Ковенант и Линден вскарабкались самостоятельно, а Великаны сумели еще и затащить наверх сани. Еще не минуло утро, а путники уже стояли среди снегов Верхней Страны.
Осматривая местность, Ковенант испытывал невеселые чувства, ибо каждый миг боялся услышать от Линден, что она ощущает Солнечный Яд. Но и за Землепровалом царствовала та же зима, а путь на юго-запад преграждал горный кряж.
Горы казались почти столь же высокими, как и Западные, однако Великанов это ничуть не смущало — они были привычны к ущельям, пикам и склонам. Хотя оставшаяся часть дня ушла на подъем по крутым, извилистым тропам, отряду удалось проделать немалый путь, причем Ковенант и Линден все это время оставались в санях.
На следующий день путь стал труднее: все круче забиравшийся наверх склон был завален валунами и кусками льда, а поднявшийся ветер дул прямо в лица, норовя сбить Великанов с дороги. Вцепившись в заднюю спинку саней, Ковенант устало тащился следом за Хоннинскрю. Правая рука его дрожала, онемелые пальцы совсем утратили силу. От потери сознания его спасали лишь ветер, «глоток алмазов» и желание как можно меньше обременять своих спутников.
Двигался Ковенант словно во сне — казалось, что кряж нависает над его головой, а каждый глоток холодного, разреженного воздуха терзает легкие, словно ржавая пила. Он чувствовал себя слабым и уже не верил в то, что когда-нибудь доберется до Ревелстоуна. Но, тем не менее, он вытерпел все. Ковенант уже давно перестал выполнять незыблемые для всякого прокаженного правила, но их дух, дух упорной борьбы за выживание, у него сохранился. Привычка, ставшая частью его натуры, оказалась сильнее и страха перед грядущими испытаниями, и боли перенесенных утрат. Даже когда ночь вынудила отряд остановиться, Ковенант держался на ногах.
Следующий день был еще хуже предыдущего. Холодный воздух напоминал о стуже, источавшейся аргулехами. В лощинах, по которым продвигался отряд, неистовствовал злобный ветер. То и дело Кайлу приходилось помогать то Линден, то Ковенанту — а порой и кому-нибудь из Великанов, которым было непросто управляться с санями. Однако решимость отряда не могло поколебать ничто. Великаны рвались все выше и выше, словно желая доказать, что им по силе любые кручи. А вместе с ними, не уступая, а может быть, и превосходя в упорстве Ковенанта, шла Линден. Глаза ее остекленели от холода, щеки побелели, как мел. Но она выдержала все.
