Неожиданно Хоннинскрю поднял голову, и Ковенанту стало не по себе. Глаза Великана свирепо сверкали из-под нависших бровей, а избороздившие лицо морщины казались глубокими, будто шрамы.
— Вот потому, — медленно произнес Великан, — я и пришел к тебе. Необходимо восстановить справедливость. Моя вина должна быть искуплена хотя бы отчасти, но сделать это не в моих силах. В обычае нашего народа отдавать мертвых морю, но мой брат встретил свою кончину в ужасе, и море не освободит его. Подобно умершим из Коеркри, он обречен на вечные терзания. Если его духу не будет дарована каамора… — тут Великан на миг прервался, — …он будет преследовать меня, покуда в Арке Времени сохранится хотя бы один камень.
Великан уставился себе под ноги.
— Каамора необходима, но в целом мире не найдется огня, что мог бы дать ему упокоение. Он — Великан и даже в смерти неподвластен пламени.
Только сейчас Ковенант уразумел, к чему клонит капитан, и все его страхи, начиная с опасения, запавшего в душу с того самого момента, как Хоннинскрю заговорил об «освобождении», и кончая ужасом перед роковым предопределением — уничтожить мироздание самому или поступиться кольцом и отдать его на растерзание Фоулу, — сошлись воедино.
«Зло, кажущееся тебе наихудшим, таится в тебе самом, — говорил Презирающий. — Ты сам, по своей воле вложишь белое золото в мою руку». И он был прав — иным исходом могло быть лишь разрушение Арки Времени. Ковенант был разбит, раздавлен из-за того, что утаил правду от Линден. А Хоннинскрю просил его о…
— Ты хочешь кремировать его? — Судорога страха сделала голос Ковенанта хриплым. — С помощью моего кольца? Ты сошел с ума!
Хоннинскрю вздохнул.
— Умершие из Коеркри… — начал было он.
— Нет! — воскликнул Ковенант. Тогда он возжег костер, чтобы избавить их от нескончаемых адских мучений, но теперь риск был бы слишком велик. Он и так стал причиной слишком многих бедствий. — Пойми, остановить это я уже не смогу.
На мгновение стих даже плеск волн, словно его горячность потрясла и само море. Казалось, что корабль Великанов сбился с курса, и даже фонарь замерцал, словно готов был вот-вот потухнуть. Откуда-то издали доносились звуки, напоминавшие сдавленные стоны, хотя Ковенант не исключал, что это ему мерещится. Его органы чувств позволяли воспринимать окружающее лишь поверхностно, и происходящее вне каюты оставалось для него сокрытым.
Трудно было сказать, услышал ли что-либо капитан. По-прежнему понурый, со склоненной головой, он медленно, словно с трудом владел своим телом, поднялся на ноги. Хотя гамак висел высоко над полом, голова и плечи Великана возвышались над Неверящим. Стараясь не встречаться с Ковенантом взглядом, Хоннинскрю сделал шаг вперед, и фонарь оказался у него за спиной. Угрюмое лицо капитана скрыла тень.
— Да, — упавшим голосом прохрипел он. — Ты прав, друг Великанов.
В этом обращении слышался оттенок горького сарказма.
— Твоя мощь угрожает самому мирозданию. Какое значение при таких обстоятельствах имеют терзания Великанов — одного или двух? Прости меня.
Ковенант разрывался между отчаянием и любовью, словно Кевин-Расточитель. Ему хотелось заплакать, заплакать навзрыд, но тут до его слуха донеслись громкие торопливые шаги. Кто-то спешил к его каюте. В следующее мгновение дверь распахнулась — на сей раз Кайл этому не воспрепятствовал. На пороге появился матрос.
— Капитан, — встревоженно воскликнул он, — скорее поднимись на палубу. Нас окружают никоры.
Глава 2
Обитель прокаженного
Медленно, словно он осознавал угрозы и действовал лишь в силу привычки, Хоннинскрю поднялся и вышел из каюты. Возможно, он уже упустил способность воспринимать происходящее, но на зов своего корабля все же откликнулся. Едва капитан перешагнул порог, Кайл закрыл за ним дверь, словно подсознательно чувствовал, что Ковенант за Великаном не последует.
Никоры! При одном упоминании о них сердце Ковенанта тревожно сжалось. Этих ужасных, похожих на гигантских змей морских чудовищ считали порождениями Червя Конца Мира. На пути к Острову Первого Дерева «Звездной Гемме» уже доводилось пересекать кишащие ими воды. Тогда они не удостоили дромонд внимания, но кто может сказать, что будет теперь, когда Червь растревожен, а остров погрузился в пучину.
