Радиоприёмник настроили на московскую волну. В перерывах между фокстротами и вальсами восторженно журчал приятный голос дикторши и сыпал остротами именитый конферансье. Приближался временной рубеж, который морякам далеко не всегда доводилось встречать дома. Непрядов знал, что для многих и сегодня этот рубеж будет отмечен всего лишь короткой записью в ходовом журнале. Им же всем, собравшимся в уютной квартирке, на этот раз просто повезло. Они будут пить шампанское, разговаривать, танцевать и... втайне надеяться на новогоднее чудо, без которого скучно на земле жить.
Вот и куранты ударили. В комнате погас свет, игривыми лампочками вспыхнула большая, под самый потолок, ёлка. Шибанули в потолок пробки, и в чарующем перезвоне ожил хрусталь бокалов.
Егор невольно подумал о Кате. В письме она сообщала, что Новый год по традиции будут отмечать всей труппой на манеже, как и тот раз, когда он приезжал за ней в Приволжский, чтобы увезти в Укромовку. "Как она там? шевельнулась тревога. - О чём думает и с кем говорит?.. Кто рядом с ней сидит за столиком?.." Тень беспричинной ревности колыхнулась неведомо к кому и зачем. За столом лишь он да Колбенев сидели без подруг, вероятно, вызывая к себе сочувствие, если не жалость. На берегу - не то что в море, в новогоднюю ночь особенно нелегко без любимой.
Чуть захмелевшая Лерочка заражала всех своим весельем. Она без умолку о чём-то говорила, вызывающе громко хохотала и совсем не глядела в сторону Егора, точно он перестал для неё существовать. С таинственной улыбкой хозяйка поднялась из-за стола. Грациозно придерживая двумя пальчиками платье, она величаво проплыла к пианино. Немного выждала, раздумчиво трогая клавиши, как бы взывая к тишине. Потом взяла несколько аккордов и запела. Знакомые трогательные слова и приятный мотив - всё это уже было...
Сколько смысла и значенья
В том, что мы сейчас вдвоём,
И в твоём прикосновении,
И в молчании твоём...
не столько пела она, сколько выговаривала хорошо поставленным, вкрадчивым голосом.
Чижевский не отрывал глаз от своей красавицы-жены. Подперев щёку тремя пальцами, он слушал её с неподдельным восторгом и вниманием завзятого ценителя интимной музыки. Лерочка в эти минуты действительно была неотразима и, казалось бы, кому угодно могла вскружить голову. Она пела много и охотно. И при этом опять-таки будто не замечала Егора.
Однако Вадим от этих песен погрустнел. Он задумался, как бы надолго уйдя в себя. Егор понимал, о чём его друг молчал... До сих пор, вероятно, не мог смириться со смертью своей юной подружки, призрачной девушки в окне старого дома на Замковой площади. Такой она больше всего запомнилась Непрядову.
Наконец, Колбенев решительно тряхнул головой, прогоняя нечаянное оцепенение. Шепнул, что ему пора на лодку - проведать личный состав. Непрядов собрался было отправиться вместе с ним, но Вадим убедил его, что сразу вдвоём уходить неудобно. И Егор, чтобы не обижать хозяйку, решил ещё немного задержаться.
Лерочкин концерт тем временем продолжался. Она исполнила едва ли не весь свой репертуар. Но вот на полуслове оборвала очередную песню, хлопнула крышкой пианино и тоном капризной школьницы заявила, что ей это всё надоело и хочется танцевать.
Дружно отодвинули стол и потеснили стулья. Как только Кузьма поставил на диск проигрывателя пластинку, в меру пьяные мужчины принялись приглашать слегка захмелевших дам. Чижевский поспешно, точно испугавшись, что его опередят, подошёл к жене. Лерочка небрежно положила ему руку на плечо и при этом удивлённо взглянула на Непрядова, как бы случайно заметив его.
Егор сделал вид, что ничего не понял. Он продолжал закусывать заливной рыбой. Вскоре к нему подсел Шурка Шелаботин и они ударились в воспоминания их счастливой нахимовской поры.
Медленно тянулась новогодняя ночь, гудело весёлое застолье. А Непрядова от усталости и скуки всё больше тянуло в сон. Чтобы взбодриться, он прошёл на кухню и плеснул в лицо несколько пригоршней холодной воды из рукомойника. Достав носовой платок, не торопясь промокнул им лоб и щёки. И в эту минуту почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Он исходил от маленького кухонного оконца. Егор вплотную приблизился к заиндевелому стеклу и от неожиданности вздрогнул... С наружной стороны, так же как и он, прильнула к стеклу Лерочка. Никогда ещё Непрядов не видел её лицо таким отчаянно возбуждённым, зовущим его. Какое-то мгновенье они молча и прямо глядели друг на друга: она как бы вопрошающе, ну что же дальше, он же неколебимо твёрдо и с раздражением, мол, перестань дурить...
