- Тебе проще говорить. А у меня в ноябре на старлея срок выходит. Думаешь, начав свалку, можно запросто оправдаться?
- Правым надо быть, прежде всего, перед собственной совестью, а уж потом хоть перед каждым бревном. Лично я молчать не собираюсь. Не только за себя, но и за своих моряков всегда найдётся что сказать.
- Ты это что же, выходит, оправдываешь своего бухарика Хуторнова? Толик ехидно прищурился.
- Никакой он не бухарик, - Непрядов сердито зыркнул на дружка. - И напился-то первый раз в жизни, как-то всё по-глупому...
- Тогда посоветуй, как ему напиваться по-умному. Простоквашей, что ли?..
- Да это же он со зла, не то с обиды, - пояснил Непрядов. - А всё случилось после того, как Жадов на подведении итогов при всех назвал его трусом.
- Вот видишь, твой "глухарь" хотел насолить Жадову, а поднапакостил, в первую голову, тебе. Ты же после всего этого его защищаешь.
- Пойми ты! Акустик мой уж если в чём-то и виноват за срыв атаки, то, вероятно, не больше нас с тобой. Может, ему всё же надо было чуть раньше предупредить командира об изменившихся шумах. Но в одном убеждён: в жизни как в боксе - за применение запрещённых приёмов надо дисквалифицировать.
- Вот ты и скажи об этом комбригу, а не мне.
- Положим, комбриг всё и так знает. Ты думаешь, он тогда в отсеке зря прикидывался, что ему на всё наплевать?..
- Тебе видней. Я во время атаки в центральный как-то не захаживал... Всё больше о торпеды животом тёрся.
- Теняев намекнул, что кэпу Казаревич "врезал" как надо за все его выверты. Вот поэтому он и злой как собака ходит.
- Эх, есть всё-таки справедливость на белом свете, а уж в подплаве тем более, - взбодрился Толик.
Банька была старая, ещё довоенной постройки. В тесноватом зальчике не протолкнуться. Егор с Толиком едва "вписались" с обжигающими шайками на одной из лавок. Зато парилка оказалась на славу.
Дружки принялись поочередно "истязать" друг друга берёзовыми вениками. Жара стояла такая, что ступни жгло как на раскалённых углях, горячий воздух обжигал лёгкие. Но оба терпели, сколько могли. Когда же сделалось совсем невмоготу, они выскочили в зал и опрокинули на себя шайки с холодной водой. И тогда разом захватило дух, сердце ударило тугим набатом и зашлось сладкой истомой распаренное тело.
В предбаннике отдышались. Помечтали, хорошо бы перехватить свежего квасу, а кому-то и холодного пивка. Только буфет не работал. Посвежевшие и успокоенные они вышли на воздух, предвкушая приятный вечер, который предстояло провести в женском обществе.
Дождь не кончался. По-прежнему кругом слякоть. Но дышалось легко и свободно. Все печали будто напрочь унесло вместе с мыльной пеной. Друзья заторопились, вспомнив, что их давно ждут к накрытому столу. Укутавшись в плащ-накидки, они бодро шагали вдоль берега. Шоссе вело их к рыбацкому посёлку, дрожавшему огоньками в трёх километрах от городской окраины.
С моря наплывал густой непроглядный мрак. Но было ещё видно, как, мерцая бортовыми огнями, из гавани медленно выползало по-щучьи вытянутое тело подлодки. Изредка вспыхивал прожектор, ощупывая фосфорически ярким лучом бесновавшуюся у бортов воду. Егору вспомнилось, как неуютно и ознобко в такую непогодицу на ходовом мостике, настежь распахнутом всем ветрам. И оттого ещё сильней захотелось под крышу, к теплу домашнего очага. Пока их собственная лодка удерживалась на швартовых у пирса, можно было позволить себе выкинуть море из головы, хотя бы на один вечер. Потом оно снова позовёт к себе, как любящая мать, обнимет, как трепетная невеста, и цепко свяжет, как ревнивая жена. Таким было, есть и останется море в каждой повенчанной с ним человеческой судьбе.
Извилистая, бравшая на подъём улица посёлка угадывалась по тусклому свету редких фонарей. Дома свободно располагались на прибрежном склона, как бы нарушив привычный строй в две шеренги по команде "разойдись".
- Швартуемся, - сказал Толик, поворачивая к одному из однообразно простеньких финских особнячков.
Дверь оказалась незапертой, и они вошли без стука как давно знакомые и желанные гости, которым радушные хозяева всегда рада. В прихожей сбросили мокрые плащ-накидки, сковырнули с ботинок галоши.