В расчётную точку прибыли в полдень. Серая водная гладь чуть дышала, покачивая на своей груди недвижно сидевших чаек. Погасив ход, лодка легла в дрейф.
Дубко прошёлся взглядом по горизонту. По-рыбацки послюнявил палец и поднял его над головой, как бы пробуя ветер на ощупь. Не найдя ничего подозрительного, дал команду "По местам стоять, к погружению".
Вахта с грохотом скатилась по трапу на нижнюю палубу. За ней последовал и командир, лично задраив верхний рубочный люк. Откупорились клапаны вентиляции, со свистом испуская воздух. Лодка дрогнула. Хлебнув кингстонами забортного рассола, она пошла на глубину.
Настал черёд механику приняться за дело. Взгромоздясь на высоком винтоногом кресле у переговорной трубы, он раскрыл дифферентовочный журнал и взял в руки логарифмическую линейку. Симочка выглядел франтом, несмотря на всю его по-флотски чёрную работу. Он безукоризненно выбрит, наглажен и начищен, как эстрадный конферансье, собиравшийся выйти из-за кулис к публике. Держался он с такой вальяжной непринуждённостью, словно находился не в центральном отсеке, а в собственной гостиной. Даже командир с помощником, невольно ослеплённые великолепием механика, как бы отодвигались на второй план.
Достигнув заданной глубины, механик начал дифферентоваться. В наступившей тишине был отчётливо слышен лишь его решительный голос, каким отдавались распоряжения трюмному старшине, в какую цистерну и сколько перекачивать воды. Симочка работал с таким увлечением, словно играл в какую-то азартную игру, от которой зависело благополучие всего экипажа. И Егор подумал даже, что механику до него нет теперь никакого дела - у того и своих забот хоть отбавляй. А последний зачёт, надо полагать, скорее необходимая формальность, чем какой-то подвох. Важен сам факт его погружения на предельную глубину, которой только подлодка могла достичь, не рискуя при этом оказаться раздавленной.
Относительная неподвижность лодки давала Непрядову как штурману небольшую передышку. Сидя на разножке в своём закутке, он тем не менее томился от вынужденного безделья. Перелистывал лоцию, поглядывал на приборы. Снова померещился неприятный, на этот раз будто в чём-то уличающий взгляд... Егор даже раздражённо покосился на переборку, не в силах избавиться от проклятого наваждения.
Закончив дифферентовку, механик подозвал к себе Непрядова царственным жестом руки, затянутой в новенькую кожаную перчатку.
- Отправляйся в кормовой отсек, - распорядился он тоном, не терпящим прекословия, - и командуй там. Слушать и смотреть в оба: головой вращать кругом шеи на триста шестьдесят градусов и более того. Понял?..
- Так точно, товарищ старший лейтенант, - нарочито громко и внятно ответил Егор, так чтобы у командира, находившегося рядом, не осталось никаких сомнений насчёт его решимости действовать, как надо.
- Добро, - механик благословляюще махнул рукой.
Непрядов поспешил в корму, втайне радуясь, что последнее испытание оказалось для него довольно несложным. Он знал, что матросы на своих боевых постах достаточно хорошо натренированы и с его стороны не потребуется особого напряжения, чтобы контролировать их действия. Экипаж, как полагал, живёт по общим законам подводного бытия и потому нет необходимости напористо влиять на проявление этих самых законов.
Отворив натужно скрипнувшую дверь, Егор быстро вошёл в довольно небольшой, тесный отсек, до предела забитый различными механизмами и устройствами. Посреди его подвесные койки оставляли узкий проход, в конце которого виднелись крышки двух торпедных аппаратов.
Находившиеся в отсеке матросы по команде "внимание" повернули в сторону Непрядова головы, и тотчас каждый из них снова занялся своим делом - на лодке так положено. Егор сделал в тесноте отсека несколько шагов, которые только и можно было сделать, пристально и строго посмотрел по сторонам, давая всем почувствовать свою власть, и занял место у переговорной трубы.
Лодка, зависнув на рабочей глубине, долго не двигалась. И оттого время тянулось как бы медленнее обычного. Оно все больше замедляло свой ход по мере общего ожидания, хотя привинченный к переборке никелированный хронометр исправно работал на вечность, неумолимо и размеренно подвигая по кругу фосфорисцирующие стрелки.
