— Так пусть жизнь найдет для этого верные каналы! — провозгласила я, высоко поднимая стакан с «кровавой Мэри». Бангладешский мальчик с букетом роз вознамерился подарить нам цветы по два евро за штуку, но мы этого не допустили. Внезапно принялись целоваться, прижались друг к другу и не отрывались до закрытия бара, до двух часов.
— Пойдем ко мне, да? — пригласила я, забрасывая сумку через плечо.
— Ах. К сожалению, я сегодня не могу. Мне завтра к восьми на съемку.
— Так я разбужу тебя в семь. Закажем такси на четверть восьмого.
— Честно. Не могу.
— Послушай! Ты же молодой! — На меня накатывало отчаяние. Я предала свои собственные установки, я вышла из себя, произносила дурацкие речи и теперь просто жаждала чьей-то физическо-душевной поддержки. Малыш Марио, который и сам частенько изъявлял желание поиграть в надменных, саркастических и достойных любви близнецов «Wälsungenblut»[4], сейчас намеревался мне отказать. Уткнувшись в его волнистую шевелюру, я боролась с растущим отчаянием. Марио тяжело вздохнул.
— Я завтра позвоню. А ты непременно поезжай домой на такси! Не вздумай идти пешком.
— Хорошо.
— Подожди, давай поймаем тебе такси.
— Ах, да я сама. Я пойду на Корсо Витторио и там сяду. Правда. — В задницу. Не способная на трезвую гордость, я поцеловала его еще раз, долгим и жадным поцелуем. Марио подобрал свой дряхлый велик, оставленный у статуи Трилусса, и, помахав мне, уехал.
Я решила проветриться и сделать еще один круг в Трастевере, хотя почти все бары были уже закрыты. Последние клиенты вытекали из них, в веселье некоторых ощущалось своеобразное ночное раздражение. Мимо меня прошла компания непривычно долговязых немецких парней в красных рубашках. И тогда я увидела Клизию.
В первое мгновение подумала, что ошиблась, поскольку встретить во втором часу ночи в Трастевере даму ее возраста было более чем неожиданно. Спешно перейдя через Piazza Trilussa, я подошла ближе, чтобы убедиться, что мое беспокойное чутье меня не обмануло. Услышала знакомый крякающий голос. Клизия, прощаясь со второй дамой своего возраста, кивнула ей, даже не улыбнувшись, в окошко такси. Таксист с лицом Макиавелли подмигнул мне и уехал. Я подошла к Клизии.
— Добрый вечер.
— Нет! Меня не интересует! — Не знаю, что она имела в виду, видимо, решила, что я продаю наркоту. Но спустя мгновение она меня узнала, и лицо ее приняло желчное выражение:
— Добрый вечер. Вы? — Ее колкость прозвучала столь намеренной, что казалась почти трогательной.
— Так поздно гуляете? — спросила я.
— Мы с подругой ходили выпить коктейли. Она художница. Завтра возвращается во Флоренцию.
— Ясно. А что она за художница?
— Опять начинаете? Вы ее не знаете, это точно.
— Ох. Менее всего мне хочется начинать все снова.
— Она занимается керамикой. У нее в Риме были две выставки.
— Я хотела вам сказать, что этот наш… спор там, в кинотеатре, основывался на неверных представлениях. Признание другого человека не может происходить спонтанно. — Мне вспомнился Oxygen Bar, который в это время еще мог быть открыт. — Пойду выпью чашечку кофе.
— В такое время? Где?
— Здесь недалеко есть один бар.
— Я хочу взглянуть.
— Хорошо. Я покажу. — Отлично. Этого я и хотела, продолжим тему.
Oxygen Bar, действительно, был открыт. «Только пятнадцать минут, дамы!» — предостерег коренастый бармен с козлиной бородкой. Впечатленный моим глубоким взглядом и улыбкой, он, тем не менее, согласился смешать мне «кровавую Мэри». Клизия тоже заказала алкоголь, какой-то ромовый коктейль. Ее птичье лицо выражало надменность.
— Вы подумали? — спросила я.
— О чем?
— О том, что для мира и для вас самой было бы полезнее, если бы вы рассуждали более гибко. — Черт, что я закручиваю. Если она спросит, чем это полезнее, я не смогу ответить кратко и убедительно. Что это повысило бы ее способности к выживанию? Но она мне не поверит.
Но она не спросила, чем это полезнее, а сразу взялась за старое.
— Хорошо. Объясните мне в таком случае, чем может обогатить мою жизнь латвийская культура?
Я рассмеялась:
— А чем итальянская культура может обогатить жизнь латыша?
— Вы и сами, судя по всему, живете за счет итальянской культуры! — каркнула Клизия, которую явно рассердил мой непонятный смех. — Но оставим искусства. Италия — источник знаний, без которых человеческую жизнь трудно представить. Леонардо… Галилео…
