Обезьяна и сущность - страница 27

Тень от лапы бабуина приближается к камере, растет, становится все более угрожающей и в конце концов закрывает все тьмой.

В кадре – лос-анджелесский Колизей изнутри. В дымном и неверном свете факелов видны лица членов Великой Конгрегации. Ярус над ярусом, они напоминают ряды гаргулий, извергающих из черных глазниц, трепещущих ноздрей, полуоткрытых губ под монотонное пение: «Слава Велиалу, Велиалу в безднах!» – продукты ритуальной религии: беспочвенную веру, сверхчеловеческое возбуждение, коллективное слабоумие. Внизу, на арене, сотни бритоголовых девушек и женщин, каждая с маленьким уродцем на руках, стоят на коленях перед главным алтарем. Жуткие в своих ризах из англо-нубийского меха и тиарах с золочеными рогами, на верху лестницы, ведущей к престолу, двумя группами стоят патриархи и архимандриты, пресвитеры и послушники и высокими дискантами поют антифоны под аккомпанемент флейт, сделанных из костей, и целой батареи ксилофонов.

Слава Велиалу,

Велиалу в безднах!

Пауза. Мелодия песнопения меняется: наступает новая часть службы.

Это ужасно,

Ужасно, ужасно

Попасть в руки –

Огромные и волосатые –

В руки живого зла!

Аллилуйя!

В руки врага человеческого –

В любимые нами руки

Мятежника, восставшего против порядка вещей.

С коим мы вступили в сговор против самих себя;

Во власть Великой Мясной Мухи – Повелителя Мух,

Вползающего в сердце;

Нагого червя, что бессмертен,

И, бессмертный, есть источник нашей вечной жизни;

Князя воздушных сил,

Спитфайра и Штукаса, Вельзевула и Азазела. Аллилуйя!

Владыки этого мира

И его растлителя,

Великого Господина Молоха,

Покровителя всех народов,

Господина нашего Маммоны,

Вездесущего,

Люцифера всемогущего

В церкви, в государстве,

Велиала

Трансцендентного,

Но столь же имманентного.

В руки Велиала, Велиала, Велиала, Велиала.

Пение замирает; два безрогих послушника спускаются с лестницы, хватают ближайшую бритоголовую женщину, ставят на ноги и ведут ее, оцепеневшую от ужаса, наверх, где на последней ступени лестницы стоит патриарх Пасадены и правит лезвие длинного мясницкого ножа. Замерев от страха и раскрыв рот, коренастая мать-мексиканка смотрит на него. Один из послушников берет у нее ребенка и подносит патриарху.

Крупным планом: типичный продукт прогрессивной технологии – маленький монголоид-идиот с заячьей губой. За кадром пение хора.

Вот знак враждебности Велиала –

Мерзость, мерзость;

Вот плод благоволения Велиала –

Нечистоты из нечистот;

Вот кара за послушание Его воле –

На земле, равно как и в аду.

Кто источник всех уродств?

Мать.

Кто избранный сосуд греховности?

Мать.

Кто проклятие нашего рода?

Мать.

Одержимая, одержимая –

Изнутри и снаружи:

Ее инкуб – объект, ее субъект – суккуб,

И оба они – Велиал;

Одержимая Мясной Мухой,

Ползущей и жалящей,

Одержимая тем, что непреоборимо

Толкает ее, гонит ее,

Словно вонючего хорька,

Словно свинью в течке,

Вниз по наклонной

В невыразимую мерзость,

Откуда после долгого барахтанья,

После множества больших глотков пойла

Выныривает через девять месяцев мать

И приносит эту чудовищную насмешку над человеком.

Каково же будет искупление?

Кровь.

Как умилостивить Велиала?

Одной лишь кровью.

Камера переходит от престола к ярусам, где бледные гаргульи голодными глазами уставились вниз в предвкушении экзекуции. И вдруг они разверзают черные пасти и начинают петь в унисон – сначала неуверенно, потом все тверже и громче.

– Кровь, кровь, кровь, это кровь, кровь, кровь, это кровь…