Я пыталась выглядеть безучастной… но татуировка? У пятиклассницы? Теперь Дел казалась еще более чуждым существом, чем раньше.
— Что значит «М»? — спросила я.
— Этого я не могу сказать. — Она улыбнулась, довольная силой своей тайны.
— А кто сделал тебе татуировку?
— Кто-то особенный.
— Тебе было больно?
— Не очень.
— Кажется, что тебе и сейчас больно.
— Это хорошая боль.
Я не стала спрашивать, какой может быть плохая боль. У меня не было возможности спросить еще о чем-то, поскольку дверь распахнулась, и погреб заполнился светом. Я посмотрела наверх и увидела силуэт нескладного парня, стоявшего на другом конце лестницы.
— Дел, какого черта ты там делаешь? И кто там с тобой? Господи, вы целуетесь, или еще что? — Голос парня был скрипучим, словно у него болело горло и он не мог говорить громко.
Дел быстро отвернулась и натянула майку.
— Проваливай, Никки! — крикнула она, стоя к нему спиной, и я поняла, что вижу того, кто убил ворону. Я прищурилась от света, бьющего в глаза, и попыталась разглядеть его черты. Мне удалось увидеть растрепанные светлые волосы и несуразно длинные руки, свисавшие по бокам, как у обезьяны. Руки орангутанга. Когда глаза привыкли к свету, я увидела, что паренек был настолько загорелым, насколько Дел была бледной. Темнокожий подросток-обезьяна в рваных джинсах и белой футболке. Тяжелые рабочие ботинки на здоровенных ногах.
— Хорошо, я свалю отсюда, — произнес он скрипучим голосом. — Свалю прямо домой и расскажу папе, что я сейчас видел.
— Ты дерьмо! — Дел плюнула в его сторону.
— Кто твоя подруга? — спросил он, хитро улыбаясь тонкими губами.
— Не твое собачье дело, — отрезала Дел.
Парень рассмеялся, и на его бронзовом лице блеснули белые зубы. Потом он отошел от двери.
— Ну и дела. Не хотел бы я оказаться на твоем месте. Папуля устроит тебе знатную взбучку.
С этими словами он потопал к дому, оставив дверь погреба открытой.
— Тебе лучше уйти, — велела Дел. — А завтра приходи снова. Встретимся в поле после школы. У вороны, ладно?
— Ладно, — отозвалась я.
Она бегом поднялась по лестнице, остановилась наверху и крикнула мне «Увидимся, аллигатор!»[4], прежде чем помчаться к дому вслед за братом.
Я задула свечу и медленно поднялась по деревянной лестнице, а когда подошла к двери, то внимательно посмотрела направо, а потом налево. Вокруг никого не было, поэтому я устремилась вперед, не осмеливаясь обернуться и посмотреть на дом, в сторону Дел и Ника. Я пробежала мимо свиней с бритвенно-острыми зубами, мимо лошадиного выпаса с хромым пони, через шпинат, морковь и свеклу, а потом через поле зеленого горошка, где мертвая ворона по-прежнему свисала с провода, как сломанная марионетка.
У края поля начинался лес, и я нашла тропинку, которая приведет меня на вершину холма Буллраш, прямо в Нью-Хоуп. До дома было всего-то пятнадцать минут ходьбы, но после встречи с Дел мне казалось, что он находится в нескольких световых годах отсюда. За один час Дел показала мне целую далекую вселенную со своими правилами и опасностями. Теперь я не могла дождаться, когда вернусь туда.
7 ноября 2002 года
— Я знаю, кто ты такая.
Это были первые слова, которые я услышала от матери, когда вернулась домой и обняла ее на пороге. Ее тело было вялым и безразличным, руки с плотно забинтованными кистями безвольно висели по бокам. Мамины руки. Я преодолела три тысячи миль ради встречи с ней, а она даже не обняла меня в ответ. Я неловко отодвинулась от нее. Мамочка встречается с Девочкой-Роботом. Теперь нам был нужен лишь Лон Чейни или Бела Лугоши[5], и мы могли бы сниматься в кино.
— Как хорошо снова видеть тебя, ма. — Я выдавила улыбку.
— Я знаю, кто ты такая, — повторила она.
Она стояла передо мной, вся растрепанная, в поношенной фланелевой ночной рубашке. Ее волосы, — длинные, прямые и белые, как березовая кора, — были сальными и спутанными. На ногах — кроссовки с развязанными болтающимися шнурками. На подбородке виднелось что-то вроде засохшего яичного желтка. Я подавила желание спросить: «Да, ты знаешь меня, но, черт возьми, кто ты такая?»
Я только что потратила целый час на безрадостное совещание с Рейвен и Гэбриэлом — двумя оставшимися старшими членами общины Нью-Хоуп, не считая моей матери. Третьей была Опал, двенадцатилетняя дочь Рейвен, которая появилась где-то посередине нашей встречи с велосипедной цепью в руках.
