Обещание жить - страница 12

Шрифт
Интервал

стр.

Ах ты, взводный, ах ты, лейтенант! Что уставился на меня? Знаю, отчего уставился. Как же, любопытно взглянуть на комдива, превращенного в комполка, по сути, разжалованного. Хотя звание сохранено. А мог и звездочки недосчитаться. Все могло быть, когда попал в немилость.

За что?

Наверное, спрашивают это и в полку. Шила в мешке не утаишь, слушок просочился о моем, так сказать, падении. Хотя та дивизия, с которой снят, далеко, на 1-м Белорусском, все с ней связанное пришло со мной сюда, на 3-й Белорусский фронт, в эту армию, в этот корпус, в эту дивизию, в этот полк… В каждом взгляде — их я ловлю постоянно на себе — читаю: а-а, это тот полковник Звягин, коего турнули за неспособность и безответственность. Впрочем, какая уж тут безответственность! К ответу призвали. За что? А вот как раз за неспособность командовать соединением. Потери большие допустил.

Лейтенант, хочешь знать правду обо мне? Я сам расскажу правду. С конца начну. Командовал я дивизией. Сколько боев провел — был хорош. Ордена давали, в приказах отмечали. И вдруг плох стал.

А получилось так: дивизия перешла от наступления к временной обороне, в полосе ее противник нанес сильный удар, потеснил, причинил потери. За это и спросили со Звягина. И еще спрашивали у Звягина: почему не позаботился об основательном инженерном оборудовании позиций? Почему, почему… Да потому, что рассуждал: какая там оборона, мы ж наступаем. Увлекся, погорячился, недооценил.

Вразумляли: есть потери оправданные и неоправданные, у тебя неоправданные. И приводили прежние случаи, когда дивизия несла ощутимые потери. Все собрали…

А теперь вернемся к исходному. Тебе сколько лет, лейтенант? Двадцать? Двадцать два? Ну а мне сорок четвертый. Понимаешь, лейтенант? Я службу в Красной Армии начал в восемнадцатом году, добровольцем пошел. И никогда не жалел о выбранном пути. Да и нынче не жалею. И в будущем не пожалею, что бы ни стряслось. Но слушай дальше. Дрался с басмачами: Серахс, Бахарден, Теджен, Мары — есть такие городки в Туркмении. Пески, безводье, москиты, малярия… Первое ранение и первый орден Красного Знамени заработал в Каракумской пустыне. Потом служил в Фергане, на Памире служил, на Дальнем Востоке, в Прибалтике. Войну встретил командиром полка. Не хвалясь, скажу: полк бился на совесть. Попали в окружение. С боями вывел людей, сохранил матчасть. Получил второй орден Красного Знамени и бригаду. Оборонял Москву — третий орден Красного Знамени; его вручили в госпитале: ранило под Малоярославцем. Отлежался — снова на бригаду. А после и на дивизию, где наградами тоже обойден не был…

Скажу тебе, лейтенант: я ровесник века. Понимаешь? Ему сорок четвертый, и мне столько же. И еще: я ровесник Красной Армии, служу с февраля восемнадцатого года. Тебе о чем-нибудь это говорит? Мне говорит о многом. О том, например, что я, ровесников особом ответе за судьбу двадцатого столетия, планеты, нашей Родины. Служил и служу ей, Родине, оружием. И своей жизнью. Не жалел и не пожалею себя для нее, для народа.

Но пойми: мне обидно, мне горько. Так шарахнуть!.. Не по-людски со мной поступили. А ведь представитель Ставки — генерал армии — занимался моей персоной. Приехал на фронт, и меня срочно вызвали пред ясные очи генерала армии. Он, разумеется, не специально ехал из столицы ради полковника Звягина. Мой вопрос решался попутно, в ряду других. Так вот попутно и в ряду других вопросов было решено: снять полковника Звягина с дивизии. Представитель Ставки подытожил:

— Вы, полковник, не справляетесь со своими обязанностями. Объективно: дивизия вам не по плечу. Вы должны понять: неоправданно высокие потери, понесенные дивизией в последних боях, не дают вам морального права оставаться ее командиром. А нам они дают право взыскать с вас по всей строгости…

Представитель говорил звучным, хорошо поставленным баритоном, я пытался оправдываться. Представитель начал растолковывать: воюете, мол, по старинке, берете населенные пункты, а не подсчитываете, во что это обходится. Так приходилось воевать в сорок первом, когда положение было критическое, надо было выстоять любой ценой; теперь иная ситуация. И Сталин, и Жуков, и Василевский придают в настоящий момент большое значение тому, какой ценой добывается победа. Подавляющее большинство командного состава научилось воевать малой кровью, а вы нет, к сожалению. Нам не нужны победы, которые обескровливают. Ведь гибнут живые люди, наши люди! За каждым из них — семья, матери, жены, дети!


стр.

Похожие книги