О значении наших последних подвигов на Кавказе - страница 11

обитатели деревенек были подкуплены; и когда русские ночью проходили мимо их саклей, хозяева домов держали собак, чтоб те лаем не разбудили караульных в ауле, а некоторые указывали ближайший и удобнейший путь!..[9] Другой из кавказцев, г. Августинович, уверяет, что для горца ничего не значит продать даже отца или сестру, и притом за ничтожные деньги: нередко целая партия, в которой окажется и сам предатель, покупается за три целковых! Сам Шамиль долгое время боялся быть проданным, пока не окружил себя преданными мюридами, которые на все были для него готовы, потому что им только и могли они жить и поддерживать свое значение. Зато впоследствии он и сам пользовался возбужденною страстью горцев к деньгам: он оценивал головы людей, изменивших ему, покупал услуги мирных черкесов. Вообще лазутчиков с той и другой стороны было, как уверяют, в кавказской армии столько, сколько не имела их никогда ни одна армия. Мы знали всё, что делает Шамиль, и он точно так же знал каждый шаг наш… А между тем надо вспомнить, что борьба велась со стороны горцев за независимость их страны, за неприкосновенность их быта!.. До какой же степени лишены они были всякого сознания о национальном единстве и как мало ценили свою свободу!

Впрочем, это, вероятно, происходило и оттого отчасти, что под Шамилем была им уж плохая свобода. Наибы его действовали очень произвольно, грабили и наживались; а он, говорят, очень часто смотрел на это сквозь пальцы. Уважение к себе поддерживал он более страхом, нежели любовью: палач был при нем неотлучно, и казни были беспрестанны. Пока еще он имел успехи и мог защищать горцев от русских, – его чрезвычайно уважали и любили. Но как только успехи его прекратились, особенно же после того, как он выказал такую бездеятельность во все время Крымской войны, которою мог отлично воспользоваться, – значение его между горцами очень упало. Они увидели, что в нем нет для них прочной защиты от русских, и потому готовы были при первой возможности оставить его. В последние недели пред взятием Шамиля самые преданные ему сподвижники являлись в русский лагерь с покорностью; сами горцы вели русских, шедших на окончательное поражение горского вождя. Популярность Шамиля во впечатлительных умах горцев исчезла уже задолго до его плена, и известие о взятии его не произвело, говорят, особенного потрясения в горах. Ясно, что Шамиль уже сделал свое дело и не мог более противиться русским силам. Это давно уже поняли отважнейшие из его сподвижников, и некоторые, как, например, Махмет-Аминь, составляющий ныне главную надежду свободных племен, еще прежде удалились от него.

Таким образом, Шамиль давно уже не был для горцев представителем свободы и национальности. Оттого-то и находилось так много людей, способных изменить ему, хотя, по понятиям горцев, да и по законам Шамиля, измена народу считается важнейшим преступлением и наказывается смертью. Управление Шамиля казалось тяжело для племен, не привыкших к повиновению, а выгод никаких от этого управления они не находили. Напротив, они видели, что жизнь мирных селений, находящихся под покровительством русских, гораздо спокойнее и обильнее. Следовательно, им представлялся уже выбор – не между свободой и покорностью, а только – между покорностью Шамилю, без обеспечения своего спокойствия и жизни, и между покорностью русским, с надеждою на мир и удобства быта. Само собою разумеется, что рано или поздно выбор их должен был склониться на последнее.

Отсюда ясно, что нужно для того, чтобы удержать и прочно связать с Россиею новое завоевание: нужно, чтобы всем горским племенам было гораздо лучше при русском управлении, нежели было при Шамиле. Из фактов, которые мы припомнили из истории Кавказа, очевидно, что не случайное появление личностей, подобных Шамилю, и даже не строгое учение мюридизма было причиною восстаний горцев против русских. Коренною причиною была ненависть к русскому господству. Личности появлялись одна за другою, как и всегда появляются, только вследствие общей народной потребности. Поэтому и падение личности до сих пор ничего не значило для сущности дела. За Кази-муллою явился Гамзат-бек, за Гамзатом – Шамиль; если бы явилась надобность, то и после Шамиля мог бы выступить на сцену новый деятель – Махмет-Аминь или кто-нибудь другой – все равно… И для того чтобы он не явился или не имел никакого успеха, нужно одно: чтобы, вследствие гуманного и справедливого управления, горные племена не нуждались более в подобных деятелях. Когда русское управление сделает то, что для горцев не будет привлекательною перемена его на какое-нибудь другое, – тогда только спокойствие на Кавказе и связь его с Россией будут вполне обеспечены.