Кто не страдает, и не страдает потому, что не живет, так это логический, холодный, как лед, ens realissimum, primum movens, эта бесстрастная сущность, бесстрастная, а тем самым являющаяся не более, чем чистой идеей. Категория не страдает, но и не живет, не существует, как личность. Разве может из бесстрастной идеи возникнуть мир, разве может он получить от нее жизнь? Это была бы опять-таки не более, чем идея мира. Но мир страдает, а страдать это значит ощущать плоть реальности, явно и несомненно чувствовать в себе душу, прикасаться к самому себе, страдание это непосредственная реальность.
Страдание это субстанция жизни и корень личности, ибо без страдания нет личности. Страдание универсально, и именно боль, вселенская, божественная кровь, циркулирующая во всех нас, является тем, что объединяет нас со всеми живыми существами. Если не страданием, то чем же является то, что мы называем волей?
Есть различные степени страдания в зависимости от его глубины, начиная с той боли, что плавает по поверхности моря кажимостей,, и кончая вечной тоской - источником трагического чувства жизни, - которая оседает в глубинах вечности и там пробуждает утешение; начиная с физической боли, которая заставляет нас отпрянуть всем телом, и кончая религиозной тоской, которая заставляет нас припасть к груди Бога и там омыться его божественными слезами.
Тоска это нечто гораздо более глубокое, более внутреннее, и более духовное, чем боль. Обыкновенно тоска охватывает человека даже посреди того, что мы называем счастьем, и само счастье, с которым человек не может смириться и которого он страшится, вызывает в нем тоску. Счастливые люди, которые мирятся со своим призрачным, мимолетным счастьем, это, надо полагать, люди без субстанции, или, по крайней мере, не открывшие ее в себе, не прикоснувшиеся к ней. Такие люди, как правило, не способны любить и быть любимыми, они живут, в сущности, не зная ни ада, ни рая.
Не существует истинной любви без страдания, и в этом мире надо выбирать: либо любовь, а значит страдание, либо счастье. А любовь не приносит нам никакого иного счастья, кроме самой же любви и ее трагического утешения, каковым является надежда на основе неуверенности. Как только любовь становится счастливой, удовлетворяется, страстное желание в ней угасает, и это уже не любовь. Удовлетворенные, счастливые, не любят; они засыпают в привычке, граничащей с гибелью. Привыкать это значит уже начинать не быть. Человек является тем более человеком, иначе говоря, тем более божественным, чем большею способностью к страданию, или, лучше сказать, к тоске, он обладает.
Когда мы приходим в мир, нам предоставляется выбор между любовью и счастьем, а мы - бедолаги! - хотим и того, и другого: счастья в любви и любви в счастье. Но нам следует молить Бога о том, чтоб Он одарил нас любовью, а не счастьем, чтоб не дал нам уснуть в привычке, ведь так мы могли бы заснуть и вовсе не проснуться, потерять сознание, чтобы никогда уже не вернуть его. Надо молить Бога о способности чувствовать себя в самом себе, в своем страдании.
Что такое Рок, что такое Судьба, если не братство любви и страдания, и эта страшная тайна любви, которая стремится к счастью, но, едва прикоснувшись к нему, умирает, а с нею умирает и истинное счастье? Любовь порождает страдание, а страдание порождает любовь, любовь это милосердие и сострадание, а любовь без милосердия это уже не любовь. Наконец, любовь это смиренное отчаяние.
То, что математики называют проблемой максимумов и минимумов, то, что называется также законом экономии, является формулой всякого экзистенциального, то есть страстного, движения. В механике как материальной, так и социальной, в индустрии и политической экономии всякая проблема сводится к достижению как можно большего полезного результата как можно меньшими усилиями, максимума доходов при минимуме затрат, максимума удовольствий при минимуме страданий. А страшная, трагическая формула внутренней духовной жизни такова: либо максимум счастья при минимуме любви, либо максимум любви при минимуме счастья. Надо выбирать между двумя этими вещами и быть уверенным в том, что тот, кто приблизится к бесконечности любви, к любви бесконечной, приблизится к нулю счастья, к предельной тоске. И прикоснувшись к этому нулю, он оказывается за пределами этого несчастья, которое убивает. «Пусть тебя не будет и тогда ты сможешь больше, чем все то, что есть», - говорит учитель брат Хуан де лос Анхелес
