И Тимка ощутил, как летают птицы. Он взмахнул руками, как крыльями, и они повисли в воздухе. Потом наклонился вперед, и грудь его со свистом стала рассекать воздух. Он взглянул вниз и увидел под собой темную воду лесной реки.
Он хотел крикнуть от радости и тут же погрузился с головой в пышный снег, наметенный на низкий берег огромным валом. Никто не видел этого чуда, кроме волков.
Они разглядели, как у самого края обрыва маленький лыжник вдруг оторвался от снега и взлетел над седым от пара гремучим ручьем. Он перелетел поток и исчез в клубах пышного снега.
Несколько молодых волков по глупости бросились за ним… Но не вышло у них по-человечески. Как камни, попадали они в воду. Раздался рев старой волчицы. Щелкнули зубами матерые волки и попятились от страшной пропасти, поглотившей слишком ретивых.
Человек был уже на том берегу, далекий и недосягаемый. Волки уже не видели его, а только чуяли, как удаляется его теплый, вкусный запах. И завыли они с горя, и засветились над яром их злые глаза…
Когда Тимка, раскрасневшийся с мороза, с инеем на ресницах, явился в сельсовет и сдал листовки с портретом кандидата в депутаты, он и словом не обмолвился о своем подвиге.
Он не любил хвалиться.
Каких только приключений не бывает с мальчишками! Вот с Петей что ни день, то какой-нибудь случай.
Мать подошла к калитке с большой вязанкой хвороста. Посмотрела на старую ветлу, на которой Петя устроил свой «летний дом». Мальчик лежал в гнезде из ветвей и досок и читал какую-то толстую книгу.
— Петя, открой!
Сын, не отрываясь от книги, не слезая с дерева, потянул какую-то веревку, и калитка сама собою открылась. От удивления мать уронила вязанку:
— Это что такое?
— Ничего особенного — малая механизация…
Мать посмотрела на калитку, на щеколду, на бечевку, ведущую на дерево, на рычаги и вертушки и покачала головой:
— Ах лентяй, что выдумал! Лень ему с дерева слезть да попросту открыть.
Петя молча закрыл тем же способом за матерью калитку и снова уткнулся в книгу.
Этакий хитрец мальчишка — от всякой работы изобретением отделывается!
— Петя, вода есть для скотины? — спросила мать и заглянула в пустую колоду. — Где вода, я спрашиваю?
Петя вздохнул и неохотно слез с ветлы:
— С водой вопрос еще не решен.
— Вот вернется домой отец, возьмет прут — и вопрос будет решен!
Петя очень любил отца и побаивался его. Отец был человек справедливый, но строгий. В колхозе работал бригадиром, а сейчас поехал учиться на курсы механизаторов — машинами будет управлять.
— Отец бы за меня заступился, — сказал Петя. — Он сам хотел проводить водопровод.
— От ведер хочешь отделаться?
— Не отделаться, а раци-о-нализировать.
— Хитрый лентяй, и слова-то все не простые, хитрые.
Петя подошел к матери и, помогая ей уложить хворост, сказал:
— Не сердись, мама! Помнишь, как я в книжке вычитал и сделал так, что наши овцы сами бегут домой впереди всего стада?
Мать улыбнулась. Что верно, то верно. Такая глупая скотина эти овцы, никак не загонишь домой. А Петя сделал соляной раствор, пропитал им кусок земли во дворе, и теперь все овцы вперегонки скачут домой — полизать любимый солончак.
Другие ребятишки за своими овцами весь вечер гоняются, а Петя только посмеивается:
— У них не все дома… А у нас все!
Послала его мать по орехи. Ребята и девчата всей деревней пошли. Шум, гомон в лесу. Орехов уродилось много. Все ребята лазят по оврагам, орешины гнут, орехи рвут, в мешки кладут, а Петя ходит и по верхам смотрит.
— Эй, ты, чего дупла считаешь, Пентяй? Чего не работаешь, лентяй? окликают его со всех сторон.
А он в ответ:
— Я головой работаю!
Все уже дома по завалинкам сидят, орехи шелушат, а он только из лесу идет. Но тоже мешок тащит. И тяжелый. Высыпал орехи — мать даже диву далась: отборные, крупные, и шелушить не надо — готовенькие, один к одному.
— Где это взял такие? Как в магазине!
— Это белкины…
— Каких это Белкиных?
— Да никаких… Это я из дупла у белок достал.
— Ах ты озорник! Да разве для тебя зверек по одному орешку собирал?
— Не сердись, мама… Я одежу берег. Ведь орехи рвать — брюки драть!
— А ну-ка она зиму детей не прокормит?
