О проблемах языка и мышления - страница 7

. Но и им он также обладает не с самого начала в виде «чистого сознания». На «духе» с самого начала тяготеет проклятие «отягощения» его материей, которая выступает здесь в виде движущихся слоев воздуха, звуков, – словом, в виде языка. Язык так же древен, как и сознание; язык как раз и есть практическое, существующее и для других людей, и лишь тем самым существующее также и для меня самого действительное сознание, и, подобно сознанию, язык возникает лишь из потребности, из настоятельной нужды в общении с другими людьми. Там, где существует какое-нибудь отношение, оно существует для меня; животное не «относится» ни к чему и вообще не «относится»; для животного его отношение к другим не существует как отношение. Таким образом, сознание с самого начала есть общественный продукт и остается им, пока вообще существуют люди.

И человек возник путем дифференцирования, и не только в индивидуальном смысле, – т.е. так, что из одной единственной клетки развивается, путем дифференцирования, сложнейший из существующих в природе организмов, – но и в историческом смысле. Когда после тысячелетних попыток произошла, наконец, дифференциация руки от ноги и установилась прямая походка, то человек обособился от обезьяны и была заложена основа для развития членораздельной речи и для мощного развития мозга, благодаря которому образовалась с тех пор непроходимая пропасть между человеком и обезьяной.

Если мы вставим теперь в первом предложении вместо слова «благо» приписываемое ему Вагнером логическое содержание, то первая фраза приведенного отрывка будет гласить:

«Естественное стремление „человека“ заключается в том, чтобы довести до ясного сознания и понимания то отношение, в котором „внутренние и внешние средства для удовлетворения его потребностей“ стоят к его потребностям». Эту фразу мы можем несколько упростить, опуская «внутренние средства» и т.д., как это сейчас же делает господин Вагнер в следующем предложении при помощи слов «в частности».

«Человек»? Если здесь понимается категория «человек вообще», то он вообще не имеет «никаких» потребностей; если обособленный человек противостоит природе, то его следует рассматривать как любое не-стадное животное; если же это человек, живущий в обществе какой бы то ни было формы, – и именно это предполагает господин Вагнер, так как его «человек», хотя и не обладает университетским образованием, владеет, по крайней мере, речью, – то в качестве исходного пункта следует принять определенный характер общественного человека, т.е. определенный характер общества, в котором он живет, так как здесь производство, т.е. его процесс добывания жизненных средств, уже имеет какой-нибудь общественный характер.

Но у профессора-доктринера отношения человека к природе с самого начала выступают не как практические отношения, т.е. основанные на действии, а как теоретические; уже в первом предложении спутаны два отношения такого рода: так как в следующем предложении «внешние средства для удовлетворения потребностей» или «внешние блага» превращаются в «предметы внешнего мира», то первое из подразумеваемых отношений приобретает следующий вид: человек находится в отношении к предметам внешнего мира как к средствам удовлетворения его потребностей. Но люди никоим образом не начинают с того, что «стоят в теоретическом отношении к предметам внешнего мира». Как и другие животные, они начинают с того, что едят и пьют и т.д., т.е. не «стоят» в каком-нибудь отношении, а