Язык есть необходимое, хотя и недостаточное условие успехов человеческого разума. Но «естественный человек» живет, как мы слышим от Руссо, один, не имея никаких сношений с себе подобными. Поэтому у него нет ни нужды в языке, ни возможности когда-нибудь возвыситься до членораздельной речи. Откуда же взялась у него такая речь? Чем вызвано было возникновение языка?
Руссо долго и напрасно бьется над этим вопросом. В конце концов он почти готов признать свое неумение справиться с ним и объявить, что «языки не могли родиться и утвердиться чисто человеческими средствами» (naître et s’établir par des moyens purement humains). Это напоминает де-Бональда, впоследствии (в эпоху реставрации) учившего, что язык дан людям богом. Если, намекая на какие-то не «чисто» человеческие причины возникновения языка, наш автор имел в виду нечто подобное тому объяснению, которое дал впоследствии де-Бональд, то, при своем проницательном уме, он не мог не сознавать, что в сущности оно ничего не объясняет. Вероятно, это сознание и принудило его предоставить другим исследователям решать, что для него нужнее: существование общества для «установления языков» (l’institution des langues) или же существование языков для возникновения общества.
►(Г.В. Плеханов. Жан-Жак Руссо и его учение о происхождении неравенства между людьми. – Собр. соч., XVIII, 14 – 15.)
Из истории развития русского литературного языка
493
Уже в половине XII в. довольно сильно сказывается антагонизм между юго-западной Русью и Русью северо-восточной. Первое и, по-видимому, самое естественное объяснение этого антагонизма заключается в том, что юго-западная Русь была населена малороссами, а северо-восточная – великороссами. Но северо-восточная Русь населилась выходцами из юго-западной[89].
►(Г.В. Плеханов. История русской общественной мысли (Книга первая). – Собр. соч., XX, 55 – 56.)
494
…При Петре «немецкое» влияние вытеснило польское; но в эпоху, непосредственно предшествовавшую Петровской реформе, польское влияние было в Москве довольно сильно. В 1617 году в письме к царю один из западно-руссов (Л. Баранович) говорил, что «синклит царского пресветлого величества польского языка не гнушается, но чтут книги ляцкие в сладость». В следующем году была сделана, – правда, кончившаяся неудачей – попытка организовать в Москве продажу польских книг. Царь Федор Алексеевич владел польским языком. В домах московской знати появилась польская утварь.
«Ляцкий» язык, «ляцкие» книги и «ляцкие» изделия прокладывали путь, – правда, весьма узкий: чуть заметную тропинку, – «ляцким» идеям.
495
…Усердный преобразователь Петр нимало не пренебрегал «рабьими» доносами в своих кровавых расправах с теми представителями служилого класса, которые так или иначе навлекали на себя его неудовольствие. А так как вызвать это неудовольствие было очень нетрудно, то благоразумие подсказывало им крайнюю сдержанность в беседах при слугах или… разговор на одном из иностранных языков. Сильно топорщились морские служилые люди, когда их сажали за иностранные «вокабулы»; горек был для них корень учения. Но, овладев тем или другим из иностранных языков, они, хотя бы уже ввиду указанного обстоятельства, должны были признать, что плод учения сладок, и что, стало быть, справедлива французская поговорка: A quelque chose malheur est bon.
►(Г.В. Плеханов. История русской общественной мысли (Книга вторая). – Собр. соч., XXI, 17.)
496
Известно, что с 1708 г. книги недуховного содержания печатались у нас, по приказанию Петра, новым, так называемым гражданским шрифтом. Первой книгой, напечатанной этим шрифтом, была «Геометриа, славенски землемерие». Это вполне соответствует характеру тех знаний, которые особенно нужны были России в эпоху преобразования. Но, как на это указывал еще Ключевский, второй книгой, изданной «новотипографским тиснением», было не какое-нибудь техническое руководство, а сочинение, носившее многообещающее название: «Приклады, како пишутся комплименты разные на немецком языке, то есть, писания от потентатов к потентатам,
