Эта печать искренности лежит на всех его публичных выступлениях. Ленину чужды обычные атрибуты государственного деятеля-политикана: обман, словесная мишура и рисовка. Сразу чувствуется, что он не может обмануть, если бы даже и захотел. Он не может сделать этого по той причине, в силу которой не может обманывать самого себя: он обладает научным подходом и верит в неотразимую силу фактов.
Источники его информации очень обширны и дают ему огромное количество фактов. Эти факты он отбирает, оценивает и проверяет. А затем использует их, как стратег, как математик, как химик, имеющий дело с социальными элементами. Он подходит к фактам следующим образом: сейчас в нашу пользу говорят следующие факторы: один, два, три, четыре... — он коротко перечисляет их. А факторы, работающие против нас, вот какие. И точно таким же образом пересчитает и их: один, два, три, четыре... И тут же спросит: нет ли еще? — Мы ломаем голову в поисках еще каких-либо факторов, но, как правило, безуспешно. Тогда, тщательно взвесив все «за» и «против» каждой из сторон, Ленин продолжает свои вычисления, словно решает математическую задачу.
В своем преклонении перед фактами он представляет собой прямую противоположность Вильсону >[10]. Вильсон как профессиональный оратор преподносит предмет своей речи в блестящем словесном оформлении, которое ослепляет и гипнотизирует массы, пряча от них неприглядную картину действительной жизни, исходя из классовых интересов. Ленин же действует, как хирург со скальпелем в руках. Он снимает словесную мишуру и показывает экономические мотивы, скрываемые за пышной фразеологией империалистов. Он обнажает существо их обращений к русскому народу, обнаруживая за их красивыми обещаниями грязную хищную руку эксплуататоров.
Безжалостный к фразеологии правых, Ленин в равной степени непримирим к фразерству левых, ищущих спасения от действительности в революционных лозунгах. Он считает своим долгом добавлять уксус и желчь в подслащенную воду революционно-демократического фразерства и зло высмеивать демагогов и болтунов.
Когда немцы вели наступление на красную столицу, со всех концов России в Смольный стекался поток телеграмм, выражавших изумление, ужас и негодование. Телеграммы заканчивались такими лозунгами: «Да здравствует непобедимый русский пролетариат!», «Смерть грабителям-империалистам!», «До последней капли крови будем защищать революционную столицу!».
Ленин прочитал их и распорядился разослать телеграммы всем Советам с просьбой посылать в Петроград не революционные фразы, а войска, одновременно он просил сообщать точное число записавшихся добровольцев и прислать подробный доклад о имеющемся в наличии оружии, боеприпасах и продовольствии.
ЛЕНИН ЗА РАБОТОЙ В КРИТИЧЕСКИЙ МОМЕНТ
С наступлением немцев началось бегство иностранцев. Русские были несколько удивлены тем, что все, кто неистово требовал: «Бей гуннов!», теперь, когда гунны оказались настолько близко, что их можно было бить, спешили унести ноги. Неплохо было бы присоединиться к ним и тоже бежать, но ведь я дал слово тогда на броневике. Я принимаю решение вступить в Красную Армию и иду к Ленину.
— Приветствую, приветствую, — сказал мне Ленин. — Дела наши обстоят пока что неважно. Старая армия воевать не будет. А новая пока существует в основном на бумаге. Только что без сопротивления сдали Псков. Это преступление. Председателя Совета нужно расстрелять. Наши рабочие проявляют чудеса самопожертвования и героизма. Но у них нет никакой военной подготовки и дисциплины.
Таким образом, в двух десятках лаконичных фраз он обрисовал мне создавшееся положение и кончил словами:
— Я не вижу иного выхода, кроме мира. Однако Совет может высказаться за войну. Во всяком случае, поздравляю вас с вступлением в революционную армию. После той борьбы, которую вы выдержали с русским языком, вы хорошо подготовлены к боям с немцами.
Задумавшись на мгновение, он добавил:
— Один иностранец вряд ли много навоюет. А может быть, вы найдете еще кого-нибудь?
Я ответил, что можно попробовать сформировать отряд.
Ленин не любил откладывать дела в долгий ящик. Как только план разработан, он тотчас приступал к проведению его в жизнь. Ленин повернулся к телефону и позвонил Крыленко, советскому главнокомандующему. Его не оказалось на месте, Ленин взял ручку и набросал ему записку.
