О Кузьме, о Лепине и завещании Сталина и не только - страница 10

готовы идти за ним в огонь и воду, всегда готовы встать под грязные, источающие вонь хоругви пресловутого православия, одичание великое, отвратительное, неисправимая, гнетущая серятина, обывательщина, дикое, безнадежно костное бескультурье, вот чего навалом в русском народе, вот чего воз и маленькая тележка, и его желчная неприязнь к интеллигенции, к образованным людям, к культуре вообще, к экуменизму. И это неискоренимо! Маршал тайно крест нательный носит, не стыдно? член партии! что-нибудь одно, либо крест и почва, либо партия; послабление, чуть гайки ослабили, несколько вонючих попов из лагерей отпустили, им уже руки целуют, как это негигиенично, тошнотворно физиологически, рвотно, они уже умами владеют, нива зла, распространяют миазмы, растлевают юношеские души, пионеров ловят, кресты на них вешают, даже на некрещеных, даже на еврейских мальчиков, а это уже равносильно физическому покушению на еврея! как такое возможно после Освенцима? было уничтожено шесть миллионов евреев только за то, что они евреи, в том числе и дети, маленькие дети, весь мир должен содрогнуться и стать иным после Освенцима, тревогу бью, в этой стране только и слышишь, православие, самодержавие, народность, Россия остается темной крестьянской страной, народ чужд пролетарской, марксистской идеи мировой революции, наметилась смена скрижалей, почва! на ней, как грибы после дождя, вырастают почвенники, тихо, незаметно, подспудно идет полным ходом восстановление царского режима, дореволюционной России, идет уклонение от революционной космической эры, и этой реставрационной, адовой тенденции не видно конца и края, никогда она не сгинет, не сойдет на нет (энергично подчеркнуто два раза), влетели в густое облако абсурда, завтра начнется праздник откровенной непристойности, восстановят храм Христа Спасителя, патриарх уже есть, молебны творит, коммунисты того гляди со свечами будут стоять рядом с попами, и все они, включая пионеров, понесут хоругви, иконы Богородицы, пойдут дружно и хором петь “Боже царя храни”. Вот что серьезно, опасно!

Нынче и присно есть все необходимые и достаточные основания величать Лепина первым подписантом, всех переплюнул, предвосхитил наше демократическое движение шестидесятых годов, много звезд на небе нашего диссидентского движения, видимо-невидимо, но Лепин звезда смелая, самая яркая, звезда первой величины из всех видимых звезд, будет правильным прямо сказать, что Лепин, надо помнить, господа хорошие, задолго до Якира и Красина поднял диссидентское, бунтарское, гордое знамя, определил все то, что случилось в 60-е годы, при этом не был анонимом, как Синявский и Даниэль, как некоторые, даже не мало таких развелось одно время. Алексеевой следовало бы с Лепина начать и вести историю “инакомыслия” и диссидентства, если она желает быть объективной и не тенденциозной, в ее книге “История инакомыслия в СССР” роль Лепина слабо прописана.

Спросим себя, а чем в те годы, когда Лепин начал борьбу, занимался Сахаров, авторитет, главный диссидент, главный пряник, наш заступник и великий современник? А вот чем: создавал для преступного режима преступное оружие, водородную бомбу! Разве не так? Хорош гусь, а где же совесть? Не видно никакого настроения к раскаянию, к самобичеванию, к самораспятию, не мучается угрызениями совести, судя по тому, что о нем пишет вдова, не из тех, у кого больна и свербит совесть, да и у нас с вами на его месте не свербела бы: ловко человек устроен. Получается, разработал и создал преступное оружие для преступного режима, технарь гениальный (“уж такой не Ландау!”, Исаак Яковлевич Померанчук не раз говаривал: “Андрей Дмитриевич не столько физик-теоретик: он — гениальный изобретатель”), нахватал орденов и премий, а мы с вами им восхищены до идолопоклонства, готовы наше время, семидесятые, восьмидесятые годы, назвать “сахаровским”, так во всяком случае полагает В. Корнилов. Где-то в августе 1953-о года, вскоре после смерти неожиданной Сталина, происходит испытание водородной бомбы, крепко хлестнула, на удивление, в затылках чесали, Маленков на радостях звонил Курчатову, поздравлял, спрашивал, чье это творение, разошелся на радостях, ликовал, кричал в трубку, “обнимите его за меня, расцелуйте”, пригвоздил