- Вы можете себе представить такое лицемерие? - его голос дрожал от ярости. - Они, приезжая ко мне в гости раз в полгода, говорили о святости. О вере. О чистоте помыслов. Но больше всего, конечно - о репутации семьи. И чего стоят эти слова?
- Боюсь, я рискую сейчас вас разозлить настолько, что вы меня уроните, ещё и сверху попрыгаете, - сказала я тихо. - Но нет в этом мире ничего однозначного. Если ваша мать так поступила, значит, у неё были причины. Это не делает её хуже, поймите! Да и ваш отец... Кто знает, какие там были обстоятельства? Кто знает, что стояло на кону? Я понимаю, что говорю с точки зрения носителя тёмной веры, которая ставит личные свободы во главе угла, но "хорошо" и "плохо" - всего лишь сиюминутные моральные ориентиры, а личные отношения на то и названы личными, что они - потёмки.
Светлый помолчал.
- Я могу принять эти слова, когда их говорите вы, - сказал он тихо. - Я могу понять их, когда их говорите вы, потому что это - то, как вас воспитали, и вы всегда придерживаетесь именно таких взглядов. Но в устах своих родителей, которые привыкли критично высказываться по поводу чужой морали, в устах своей матери, которая недавно опозорила одну донни за то, что та дружелюбно улыбнулась мужчине на улице... в их устах я не могу этого принять. Никак.
Мне на это осталось только вздохнуть и оставить скользкую тему.
Разумеется, я понимала, почему светлому тяжело. Это нас с самого детства учат, что ничто не истинно, всё не то, чем кажется, а пресловутый "грех", с которым так любят носиться иные экзальтированные личности - понятие, по большому счёту, ситуативное и вариативное. Нас учат смотреть на жизнь не как на набор примитивных дуальных понятий вроде "хорошо-плохо", "правильно-неправильно", но как на вязь причинно-следственных связей, паутину решений и последствий, которые в итоге составляют любую человеческую судьбу. Хочешь нарушать правила - нарушай, хочешь грешить - греши. Твой личный выбор, и ответственность за него как перед законом, так и перед самим собой нести придётся тоже тебе одному, и не в каком-то невообразимом посмертии, а здесь и сейчас, каждую секунду. Потому что именно твой выбор в конечном итоге определяет, кто ты есть.
Как несложно догадаться, в отпущение грехов посредством пожертвования денег Храму у нас тоже не верят.
У светлых всё иначе. Тут априори предполагается, что любой индивид должен быть "хорошим", дабы заслужить после смерти билет первого класса прямиком в Царство Света. При этом, на базовом уровне понятие "хороший" предполагает, в первую очередь, послушание и веру.
Соответственно, представителям этой традиции прививают максимальный категоризм. Будучи помноженным на юношеский максимализм, он порождал опасный коктейль - как раз тот, что бурлил сейчас в этом конкретном светлом.
- Считается, что здесь, на ступеньках, мы должны думать о будущей семейной жизни, - снова подал он голос, разбивая установившееся было после минутки откровений молчание. - Затем и нужно подниматься так долго. Считается, что лестница не кончится, пока мы не придём к согласию.
Я сдавленно простонала.
- У меня есть другое предложение, - сказала я. - Понятия не имею, к какому именно согласию по поводу семейной жизни, которой у нас не будет, мы можем прийти. Потому предлагаю опробовать универсальное средство, отменяющее в светлых сказках злые чары.
- Медитацию?
У... Вот они, последствия Храмового воспитания!
- Поцелуй, - я невинно похлопала ресничками.
- Но... мы же не можем просто... вы же сказали, что не хотите остаться!
У, какой тяжёлый случай! Начинаю думать, что светлые донны, приписывающие нам все лавры соблазнительниц и совратительниц, не так уж неправы в своих обвинениях. Я вот точно сижу на руках у очень ценного светлого и совершенно наглым образом его совращаю!
- Мы ведь в профилактических целях, - сказала я невинно. - Чтобы заклятие снять. Нет, вариант с медитацией тоже хорош. Но так ведь быстрее, правда?
- Но мы не можем, ведь тогда...
Оглядываясь назад, ничего бы не случилось, выслушай я светлого до конца. С другой стороны, рассчитывать на это особенно не приходилось: от его присутствия я становилась будто бы пьяной. Не вусмерть, но слегка, когда кровь чуть быстрее бежит по венам, запреты отступают на второй план, а азарт и жажда ощущений фонтанируют. Потому я его поцеловала - разумеется, только в целях борьбы со зловредной магией - а светлый, не будь дурак, ответил.
