А если на столе стоит еще лампа - это уже хозяйство осветителя. Театральный портной принципиально презирает работу столяра, который платит ему тем же.
Рабочие сцены усердно мешают мебельщику, а он им; и оба они портят жизнь осветителю с его кабелями, прожекторами и рефлекторами. Драпировщик со своей стремянкой и коврами еще обостряет эту игру интересов и обычно выслушивает проклятья от всех. К этому производственному ералашу прибавьте еще бешеный темп, в котором он развивается: вечно что-нибудь не докончено, режиссер кричит на сценариуса, сценариус на всех остальных - уж полдень, а репетиция еще не начиналась! - и вы поймете напряженную, аварийную атмосферу генеральной репетиции.
Но хватит. Режиссер махнул рукой на недоконченные декорации, театральный портной натянул на актера недошитый пиджак, парикмахер приладил временный парик, костюмер где-то раздобыл для него слишком большие перчатки, бутафор сунул ему в руки трость - можно начинать. Занавес поднимается, герой выпаливает: "Клара, со мной приключилось нечто необыкновенное" - и.,, режиссер вопит истерически срывающимся голосом: опять что-то не в порядке... Конечно, освещение!
"Включите второй софит
"И сказал бог: да будет свет. И стал свет".
Но в священном писании не сказано, был ли этот свет желтый, красный или синий, там ничего не упомянуто о прожекторах, рефлекторах, рампе, софитах, об "ординарке", "двойке" и "тройке", о "пятидесятисвечовых", "сотенных" и "тысячных", о реостатах, "горизонте", тенях и прочих деталях сценического освещения.
Господь не повелевал: на шесть желтых", не изрекал: "В портал дайте синюю... нет, черт дери, не синюю, зачем синюю! Включите в люстре лунный свет да слегка прикройте ее...
Плохо, плохо, на горизонте нужен оранжевый отблеск и чтобы портал не отсвечивал..." И так далее. Богу было легче, потому что он сперва создал свет, а потом человека и театр. Генеральная репетиция есть репетиция под девизом "да будет свет", только это дело идет не так гладко, как при сотворении мира.
- Господин режиссер! - восклицает, наконец, главный герой на сцене. Уже час дня. Будем репетировать или нет?
- А почему вы не репетируете? - злобно сипит изнемогший от крика режиссер.
- "Клара, со мной приключилось нечто необыкновенное..."
Режиссер вскакивает.
- Плохо, плохо, потушите наполовину третий софит!
- "Что с тобой стряслось?"
- Еще! Уменьшите еще! Ну, что вы там копаетесь?
- Господин режиссер! - кричит осветитель. - Да ведь третий софит совсем не светит.
- Что же там такое светит?
- Это люстра. Вы сами велели ее включить.
- Не ваше дело, что я велел! - рычит режиссер,Выключите люстру и включите третий софит на шесть.
- "Клара, со мной приключилось нечто необыкновенное..."
- "Что с тобой стряслось?.."
- Плохо, плохо! Дайте в люстре желтый свет н выключите рампу.
Наступает минута странной, отрадной тишины.
О, если бы она продлилась подольше!
- Что такое? - гаркает режиссер. - Почему не репетируете?..
На сцену выходит сценариус.
- Клара куда-то вышла, господин режиссер.
- Надо репетировать! - шумит режиссер. - Пусть сейчас же идет на сцену!
- Но...
- Никаких "но"!.. - кричит режиссер и, внезапно обмякнув, как человек, который уже иа все махнул рукой, бормочет: - Начинаем!
Наконец-то!
- "Клара, со мной приключилось нечто необыкновенное..."
- "Что с тобой стряслось?"
Из-за кулис на сцену вдруг вылезает драпировщик со стремянкой и ставит ее к окну.
- Вам что здесь нужно? - вскрикивает режиссер нечеловеческим голосом.
- Гардины повесить, - деловито отвечает драпировщик и лезет на стремянку.
- Что повесить? Какие гардины? Марш отсюда! Почему вы их не повесили раньше?
- Потому что раньше мне не прислали материи, -отвечает "вспомогательный персонал", стоя на стремянке, но режиссер уже мчится на сцену, чтобы скинуть его со стремянки, задушить, задавить, растоптать...
Автор закрывает глаза, затыкает уши. Наконец-то разразился главный скандал, дикий, трескучий, захлебывающийся скандал генеральной репетиции, скандал, назревавший и бродивший с утра, скандал горячечный, бестолковый, несправедливый, как мир, и необходимый, как гроза в природе, скандал, наполнивший всех присутствующих - и автора, и актеров, и вспомогательный персонал, и бушующего режиссера - темной, отчаянной злобой, изнеможением, тоской, горечью, стремлением бежать из этого проклятого театра... Такова атмосфера генеральной репетиции.
