К вечеру с быстротой молнии разнеслась весть о том, что на Манинах[Манины - окраина Праги.] сотворен Космос. К счастью, это известие до сих пор не подтвердилось. Тем не менее мы обращаем внимание ответственных кругов на недостойные происки, которые могут создать серьезную угрозу для существования хаоса. Caveant consules!" Обобщая, можно сказать, что если художественная литература - это выражение старых истин в вечно новых формах, то газеты - это выражение вечно новых истин в формах старых и неизменных.
Газеты, пока они не ввязываются в политику, пишут о вещах исключительных и конкретных. "Каждый убивает то, что любит", - говорит поэт["Каждый убивает то, что любит", - говорит поэт.-Чапек имеет в виду поэму Оскара Уайльда (1856-1900)-"Баллада Редингской тюрьмы".]. В отличие от поэта газеты сообщают, что "в номере 891 официант Вацлав Заичек убил свою возлюбленную, 27-летнюю Терезу Веселую". Поэт может воспевать подснежники вообще; газеты, напротив, могут дать только определенное, конкретное сообщение о том, что вчера в 3 часа 15 минут близ Подбабы[Подбаба - район Праги. ] распустился первый подснежник и что весть об этом с быстротой молнии облетела всю Прагу. Разумеется, и в газетах иногда встречается что-то от поэзии и литературы. Но не потому, чтобы литература имела какую-то особенно тесную связь с газетами, а потому что в газеты попадает все.
Тем не менее у газет есть нечто общее с изящной словесностью, например, та особенность, что, в отличие от научного познания, они полностью независимы от реальной действительности. Случилось, что один английский журналист, уже не знаю из какого особого любопытства, интервьюировал меня о месте моего рождения и о других малозначащих вещах. День спустя я с детским изумлением прочел в его газете, что родился в дикой горной глуши Исполинских гор в бедной семье суровых и набожных горцев... Я робко пожаловался другому журналисту, что это неправда.
"Вы в этом твердо уверены? - спросил сей муж. - Возможно, вы и правы, но так ведь гораздо интереснее". С тех пор я читаю газеты с несравненно большим пониманием и наслаждением и нахожу в них волнующие сообщения, например, о речи министра иностранных дел, выставке металлических сит в Рожмитале или сенсационное объявление о постановке новой чешской драмы в Национальном театре; и, зачарованный, я думаю: "Наверное, все было иначе, но ведь так гораздо интереснее". Однако, хотя газеты (следуя принципу свободы печати) и независимы от действительности, надо признать, что своим правом на вымысел они пользуются весьма умеренно; ведь тот английский журналист мог бы с таким же успехом написать, что я появился на свет, выпав из сосновой шишки в виде крылатого семечка, или что меня нашли в корзине, приплывшей по Лабскому водопаду. Тем не менее он ограничился лишь известной ретушью фактов в такой мере, которая ничуть не оскорбляет веры читателя в печатное слово. Газеты могут писать что угодно, но с условием, что это достаточно правдоподобно и привычно, чтобы читатель без труда этому поверил. Они могут отступать от действительных фактов, но должны эго делать тонко, чтобы читатель не поднял крик, что это бессмыслица и что его одурачивают. Вынужденные считаться с удобствами и небогатой фантазией читателя, газеты отклоняются от действительности гораздо меньше, чем это можно было бы предположить теоретически, а часто (хотя поверхностно и неточно) они даже придерживаются ее, ибо легче воспроизводить действительные факты, чем выдумывать правдоподобные.
Нередко газетам ставят в упрек анонимные материалы, и, я думаю, напрасно. Надо учесть, что газеты по большей части пишутся не газетчиками, а самими газетами. Словесные штампы, которые я уже приводил, достояние не отдельного человека, а всей газетной касты. На табличке, гласящей "Соблюдайтe чистоту. За нарушение штраф", не ставят подписи автора, потому что это общая мысль. Газеты большей частью тоже состоят из общих фраз, общих мест а штампов, поэтому и они столь же анонимны, как объявления в общественных местах и служебные циркуляры. Если же попросить автора подписаться под передовой, то, я полагаю, он или вообще откажется ее писать, или попробует написать получше. Аноним в газетах - это не человек в маске, это просто - человек без лица. Только тот, кто не ставит свою подпись, может написать: "Собрание проходило в торжественной обстановке". Подписывая такую статью, автор под страхом утраты личной честности должен был бы написать: "Собрание тянулось необычайно нудно. Я предпочел бы пройти пешком до самых Высочан[Высочаны - дачное предместье Праги.]. Удивляюсь, как это некоторым людям доставляет удовольствие говорить то, что все знают". Как видите, такой автор оказался бы очень плохим журналистом, и есть еше слишком много вещей, о которых можно писать, лишь подавляя свою личность.
