Файф: Вы помните, что смысл был таков. Я прочел его слова. Такова была политика?
Риббентроп: Нет, дело обстояло совершенно иначе.
Файф: Почему вы решили или почему Гитлер с вашей помощью решил напасть на Югославию без каких-либо дипломатических запросов и не дал возможности новому правительству дать заверения. Почему вы это сделали?
Риббентроп: Потому что новое правительство было образовано в первую очередь Англией, как это в ходе переговоров признал один из видных английских представителей. Поэтому, когда был проведен путч Симовича, фюреру было совершенно ясно, что за правительством Симовича стоят враги Германии и что они мобилизовали армию для того, чтобы напасть с тыла на итальянские войска. Это была не моя политика; напротив, я даже думаю, что на это совещание, о котором вы только что говорили, я был вызван позднее. Гитлер тогда совершенно ясно заявил о том, какова его позиция, и никто не возражал ему.
Файф: Вы считали правильным напасть на страну без принятия каких-либо дипломатических мер — говоря словами Гитлера, «с беспощадной жестокостью» — и уничтожить столицу налетами бомбардировочных самолетов? Вы считаете, что это правильный порядок действий? Я задаю вам простой вопрос: вы считали правильным так поступать?
Риббентроп: Я не могу ответить на этот вопрос так, как вы этого хотите, я не могу сказать ни «да», ни «нет», не дав необходимого разъяснения.
Файф: Тогда не стоит отвечать. Если вы не можете ответить «да» или «нет», тогда лучше совсем не отвечайте. Теперь перейдем к следующему пункту — к вопросу о России.
Вам известно, что подсудимый Иодль говорил, что даже во время кампаний на Западе, то есть в мае—июне 1940 года, Гитлер сказал ему, что он принял основное решение принять меры против Советского Союза, «как только наше военное положение сделает это возможным». Вам это было известно?
Риббентроп: Я об этом только сейчас, в Нюрнберге, услышал.
Файф: Это документ под номером Л-172, США-34, лекция Иодля. Известно ли вам, что 14 августа 1940 г. генерал Томас был уведомлен во время беседы с Герингом о том, что фюрер желает, чтобы поставки в срок русским проводились только до весны 1941 года, что после этого «нас больше не будет интересовать полное удовлетворение требований русских». Вы знали об этом?
Риббентроп: Нет, я не знал.
Файф: А было ли вам известно, что в октябре 1940 года генерал Томас и статс-секретари Кернер, Нейман, Беккер и генерал фон Ханнекен были уведомлены Герингом о действиях, намечавшихся на Востоке?
Вы знали об этом?
Файф: Даже 18 декабря, когда Гитлер издал директиву №21 о плане «Барбаросса», он вам тоже ничего не сказал?
Риббентроп: Да, именно в декабре, как я случайно сейчас припомнил, я еще раз долго беседовал с фюрером, для того чтобы убедить его в том, что следует включить в пакт трех держав Советский Союз как союзника и сделать из пакта трех держав пакт четырех держав. Гитлер не совсем был согласен с этим, и я это заметил, но он сказал мне: «Мы вместе создали пакт, может быть, мы сделаем и это». Это были его слова.
Файф: Вы понимаете, что вы говорите? Вы говорите, что после того, как подсудимый Геринг сообщил об этом генералу Томасу и статс-секретарям, после того, как была издана директива «Барбаросса», Гитлер позволил вам попробовать втянуть Советский Союз в пакт трех держав, даже не сказав вам, что у него уже были приказы о нападении на Советский Союз? Неужели вы думаете, что кто-нибудь вам поверит?
Риббентроп: Да, это было именно так. Я еще раз сделал ему это предложение в декабре и получил разрешение вести дальнейшие переговоры. Я ничего не знал в декабре об агрессивной войне против России.
Файф: Что касается вашего министерства, то было совершенно очевидно, что вы получали самые благожелательные отчеты о Советском Союзе и о том — что было маловероятно, — что Советский Союз предпринимал какие-то действия политического характера, направленные против Германии. Правильно ли это, если судить по сообщениям от вашего собственного посла и от ваших людей из России?
Риббентроп: Сообщения такого рода поступали из посольства из Москвы; я их неоднократно, вернее говоря, всегда представлял фюреру, но фюрер считал, что дипломаты и военные атташе в Москве — вообще хуже всех информированные люди. Таков был его ответ...
