УИЛЛИС: Так, может, и нам расстрелять вас без суда?
ГЕРИНГ: Сделайте одолжение!
УИЛЛИС: Я знаю, чего вы боитесь, рейхсмаршал. Вы боитесь позора. На суде вы прячете глаза за тёмными очками. Но я видел ваши глаза, когда русские допрашивали свидетеля из Ленинграда. Этот священник рассказывал о том, как во время блокады люди умирали сотнями, тысячами, как русские не могли ни отпеть их, ни похоронить.
ГЕРИНГ: Коммунисты в Бога не верят.
УИЛЛИС: А вы? В кого вы верите?
ГЕРИНГ: Мне всегда нравились такие противники, как вы. Мы не смогли поставить мир на колени. Посмотрим, что получится у вас или у русских.
УИЛЛИС: Разве обязательно кто-то должен ставить мир на колени?
ГЕРИНГ: Тогда вставай на колени сам!..
Три удара молотка. Из темноты выходят Лоренс и Руденко.
ЛОРЕНС: Подсудимый Геринг, ваш допрос продолжен без участия журналистов, в закрытом режиме.
РУДЕНКО: Из представленных суду немецких документов видно, что граждане оккупированных территорий отправлялись в Германию насильственно. Их собирали путём облавы на улицах, в кино, их отправляли в эшелонах под военной охраной. За отказ ехать в Германию мирное население расстреливали.
ГЕРИНГ: Я бы хотел увидеть эти документы.
РУДЕНКО: Вы их не видели раньше?
ГЕРИНГ: Я прошу, чтобы мне дали посмотреть на них сейчас.
ЛОРЕНС: Вам передадут эти документы.
РУДЕНКО: Вам был известен приказ Гитлера об уничтожении тридцати миллионов славян?
ЛОРЕНС: Подсудимый, вам понятен вопрос?
ГЕРИНГ: В сорок первом году? Это был не приказ. Это была речь фюрера.
РУДЕНКО: Известен ли вам приказ об уничтожении Ленинграда, Москвы и других городов Советского Союза?
ГЕРИНГ: В моём присутствии об уничтожении Ленинграда говорилось в том смысле, что, если финны получат Ленинград, то они не будут нуждаться в таком большом городе. Об уничтожении Москвы я ничего не знаю.
ЛОРЕНС: Вы уверены?
ГЕРИНГ: Абсолютно.
РУДЕНКО: Вам предъявляли протокольную запись от шестнадцатого июля 1941 года. На этом совещании вы присутствовали.
ГЕРИНГ: Я не получал приказа об уничтожении Москвы.
Три удара молотка. Лоренс и Руденко исчезают во тьме. В камере по-прежнему двое — Геринг и Уиллис.
УИЛЛИС: Что с вами, рейхсмаршал?
ГЕРИНГ: О чём мы говорили?
УИЛЛИС: Я спросил, верите ли вы в Бога.
ГЕРИНГ: И что я ответил? Вы неплохо говорите по-немецки, лейтенант. У вас и у англичан переводчиками работают в основном русские эмигранты?
УИЛЛИС: Кажется, да.
ГЕРИНГ: Ему кажется!.. Как вам княгиня Волконская? Говорят, она приглашала советских коллег к себе в гости в Лондон на чашечку чая. Она совсем с приветом?.. Здесь все шпионят за всеми. А в центре внимания кто? Я!.. Вы обратили внимание на молоточек председателя трибунала лорда Лоренса в первые дни трибунала? Сплав благородных металлов инкрустирован сапфирами, бриллиантами — это огромные деньги! Когда у него украли этот молоток, бедняга Лоренс так расстроился, что перестал приходить на процесс. Суд приостановили! Полиция, как я понимаю, ничего не нашла. Теперь он стучит простым деревянным молотком… (Пауза.) Плевать я хотел на ваш трибунал! Американцы сознательно вытащили нас именно сюда. Нюрнберг! Партийные съезды, парады! Что здесь осталось от стадиона? Здесь, в Нюрнберге Бек, Гальдер и другие подонки в тридцать восьмом году задумали арестовать фюрера, когда он вернётся в Берлин. Фюрер поехал не в Берлин, а на встречу с Чемберленом в Мюнхен… Никогда я не признаю Гесса в этом ублюдке! Вы не повесите Гесса. Он нужен вам живой, как символ, как муха в банке!.. (Пауза.) Знаете, Тэкс, Америка скоро поймёт, что защищает здесь не ту философию. Коммунизм не для Америки. Вы не согласны? Вы согласны со мной, Тэкс! И что это значит? Это значит, что у нас с вами один враг. Скоро Америка будет готовиться к новой войне. Она уже готовится. Только русские отмечают годовщину победы над нами. Годовщину Победы, Тэкс! Что может быть более свято для военного, чем победа! Русские празднуют падение Берлина, вы — победу над Японией. Вы уже врозь, после этого можете называть себя союзниками сколько влезет! Я смеюсь над вами, я торжествую!.. Вы здесь единственный, с кем я могу поговорить, Тэкс.