Из всех проблем, что возникли со смертью жены, — включая уборку квартиры, стирку и прочую суету, — менее всего, как ни странно, Нюму беспокоила проблема еды. Сия забота предполагала хождение по магазинам и рынкам, где общительному Нюме было весьма комфортно, несмотря на нищенский бюджет, изрядно оскудевший после бегства из семьи шебутной дочери Фиры. Дочь, несмотря на свой сволочной характер, прилежно пополняла общий бюджет невесть откуда взятыми деньгами, официально нигде не работая. И родителям не хотелось вспоминать стародавнюю историю с фамильными серебряными ложками. А после кончины Розы с бюджетом у Нюмы стало особенно туго. На его пенсию в восемьдесят шесть рублей особенно не разживешься. Но в старости люди существуют как бы по другому графику им нередко хватает на то, что вызывает отчаяние в молодые годы. Точно они подлаживаются к полному коммунизму в гостях у Господа Бога… Что же касалось денег от аренды Самвелом соседней комнаты, то их целиком прикарманивала Фира, комната была ее…
Однако Нюма не печалился. Да, сюрприз, что преподнесла ему своей внезапной смертью жена, столкнув нос к носу со старостью, вызвал у Нюмы оторопь. Но, несмотря на скудный бюджет и аховое, почти блокадное положение с продуктами, у него появился какой-то спортивный азарт. Скажем, как из скверной картошки и жалких куриных крылышек приготовить нестыдное варево, вызывая уважение не только гурмана Самвела, а и собачки Точки. Что касается последней, Нюма слыл для нее непререкаемым авторитетом. Собачка чувствовала, что вопрос питания для Нюмы первостепенный, как и для нее самой. Появление Нюмы на кухне вызывало у Точки бурное ликование. Она кружилась возле его ног, отчего Нюма однажды упал, но его проклятия нисколько не охладили ее влюбленный пыл. Впрочем, и Самвел вызывал у нее такое же чувство. Порой собачка смущалась — когда оба хозяина находились на кухне, Точка поглядывала на них, не выказывая никому особого предпочтения, и лишь поскуливала лежа на незримой границе между «Западом» и «Востоком». «Крупный политический деятель», — говорил Нюма про Точку. «Ара, просто собачья Маргарет Тэтчер», — соглашался Самвел, вспоминая «железную леди», премьер-министра Англии…
Однако особое ощущение старости подступило к Нюме с иной стороны… Исподволь, ненавязчиво бывшие дворовые товарки Розы принялись поочередно сватать его одна другой. Нюма, хоть и в возрасте, но был еще крепкий мужчина, не оставаться же ему в одиночестве. И вот тут-то Нюма ощутил старость. Не в себе, нет. Он ощутил старость тех, кого ему сватали. Он видел их дряблые руки, многоярусные подбородки, морщинистые шеи, подрумяненные щеки, раненные помадой губы. Конечно, он давно знал своих соседок, подруг покойной жены. Но одно дело просто знать, а другое знать при возникших обстоятельствах. Не то чтобы сблизиться, глядеть на этих невест стало Нюме неловко.
И даже не это главное! Главное, что он, Нюма, по чужому мнению, достоин именно таких особ! Эта мысль ввергла Нюму в тоску. Неужели он кажется всем рухлядью, достойным подобных невест? И при очередных «случайных» смотринах, он дал такой разгон дворовому бабью, что дворник Галина удовлетворенно проорала: «Правильно, Нюма! Продуй их блядские мозги! Ты, Нюма, дед хоть куда. На любую молодуху вскочишь, не свалишься. А они тебя нафталином присыпали, сучки. Я сама бы за тебя пошла. Только дворник для семейной жизни с недворником не годится. Разные интересы…» Нюма посмеивался. Конечно, у него с дворником разные интересы, но конкретно с Галей он не прочь бы… Видно, тело у той татарочки спелое, закаленное физическим трудом… Неспроста и Самвел робел при виде Галины. А он, со своим кавказским опытом, разбирался в подобных вопросах. Особенно его восхищала Галина задница. Выпуклая, широкая, точно большой арбуз, упрятанный под штаны. «Какие возможности у женщины!» — вздыхал Самвел. Правда, конкуренцию Нюме, со своей больной спиной, Самвел составить не мог. Но это так, рассуждая теоретически…
А вообще-то физическое состояние соседа Нюма принял близко к сердцу. С самого начала их знакомства. Нюма считал, что в больнице, куда поместили Самвела после приезда в Ленинград, невнимательно отнеслись к одинокому старику-иногородцу. В судьбе которого никто из близких не принимал участия. Единственный племянник исчез, едва снял комнату и пристроил дядю в больницу. Племянника поджимали сроки эмиграции…