уложенная в лабиринт длина.
Больнично-коридорный сумрак суток.
Как время замирает на посту,
как зренье превращает пустоту
в расплывчатый рисунок, и рассудок
спешит назад, к приметам бытовым.
И видишь, достоверности добытчик,
не свет в конце, а красный свет табличек
«пожарный выход» зреньем боковым.
И – скрежет лифтов, и сквозняк подсобок,
и оклик, относящийся не к нам,
все дальше… Разбредаются по снам
жильцы палаты, спящие бок о бок.
Назидательных тостов патетика
и густой чикен-суп из пакетика.
Совмещая с молитвой еду,
соберется община нью-йоркская,
и дитя, между взрослыми ерзая,
песню схватывает на лету:
«…Были в землях, где власть фараонова,
мы рабами. Была Ааронова
речь темна, вера наша – слаба.
Дай же знак нам десницей простертою…»
Чикен-супом задумчиво сёрпая,
мальчик Мотл повторяет слова.
Повторение жизни мгновенное.
Засыпая, услышу, наверное,
как бушует соседка одна
во дворе, обзывая подонками
тех, кто песни горланит под окнами.
Как, вернувшись домой, допоздна
потрошит кладовую и мусорку.
Забывает слова. Помнит музыку
и пюпитром зовет парапет.
Отовсюду ей слышится пение.
Терапия – от слова «терпение»,
врач витийствует, неторопевт.
От Освенцима и до Альцгеймера –
никого (вспомнит: «было нас семеро»).
Давность лет. Отличить нелегко
год от года и месяц от месяца.
Но ждала. И раз в месяц отметиться
заезжал то ли сын, то ли кто.
Личность темная (в памяти – яркая);
вензель в форме русалки и якоря,
отличительный знак расписной,
на костлявом плече, рядом с оспиной.
«Все лечу по методике собственной.
Ни простуд, ни проблем со спиной».
Как с утра подлечив, что не лечится,
на бычками усыпанной лестнице
изливал мне, малóму, свое
алкогоре. Общаться не велено.
Поминальной молитвой навеяна,
канет исповедь в небытие.
…Мышцей мощной, простертой десницею…
Будет Мотлу рука эта сниться и
будет сниться еще на руке
то русалка наплечного вензеля,
то соседкина бирка Освенцима
(детям врали, что это – пирке).
…И явил чудеса… И усвоили:
будет каждому знак при условии,
что поверит – не с пеной у рта,
не как смертник, а как засыпающий
верит в будничный день наступающий,
в продолжение жизни с утра.
