– Соберите караван в рай.
– И что?
– А то, вам в вашем аду полегчает чуть-чуть.
– У всего ли слезы?
– У всего: у людей, у ветра, у камня, у воды…
– А у света?
– Разве он плачет?
– Всё плачет…
– А я думал, он выше слёз.
– Выше слёз – Солнце, но и оно на Земле плачет.
Я тогда так пронзительно любил, что всё было летом. И снега пахли ландышем, а листва опавшая подснежником, а сосульки плакали лепестками незабудок.
Я тогда так пронзительно любил, что даже пуговицы догадались об этом. Их срывало с меня от восторга.
Я тогда так любил, что думали за меня другие, те, кому еще не
Любая мысль – шаг от любви.
Ешь и дышишь для тела. Думаешь зачем? Для того, чтобы вместе с тобой страдали невинные?
Спины людей списаны друг с друга. У лиц на это дело табу.
Сон с рекламой – сериал.
Однажды доктор посоветовал моему другу ходить задом наперед. Утверждая, что такая ходьба продлевает жизнь. Доктор оказался прав.
Голландские исследователи опытами убедили пол-Европы, что те, кто ходит задом наперед, думают лучше.
Оптики японских университетов разработали зеркала заднего хода. Партия опытных образцов поступила в продажу.
Итальянские мастера художественного слова убеждены, что при задней ходьбе читается лучше.
На ряде сайтов выставлены списки книг заднего хода.
Говорят, что когда выйдет в свет «анатомия мозгов», читателей след простынет.
В глубине зеркал лица со спины не стареют.
– Смотри, кто-то ползет.
– Польза.
– Кто ей крылья оборвал?
– Она родилась такой.
Повадилась ворона на крест гадить. А кому на птицу пожаловаться? Вдруг она иудейка? Кинули сало – клюет, значит, не иудейка. Водки налили – пьет, не мусульманка. А раз на крест гадит – не христианка. Спросили нищего на паперти:
– Скажи, ворона кто?
– Тварь божья.
А где изглоданные совестью? Кто их видел?
Тут тоже полно людей, у которых каждый день понедельник.
Ограниченность ограниченности рознь. Я за ограниченно ограненных. Они занимают мало места на Земле, этим и украшают.
Возили на базу, где обучают птиц дрессировке облаков на дожди. Вернулся и реву, слезы сами из меня текут и текут. Как это ловко у них получается.
В руководстве у нас подростки.
– Кто такие мамонты?
– Трамбователи жизни.
– А вымерли почему?
– Людям опять асфальт подкинули.
У книг осень насовсем, в ломбардах золото страниц не принимают.
Если бы мне отказали в человеческом облике, я бы дал согласие на сумерки весны.
Записки не по уму, проверка на вшивость.
Второй год сотрудников к музыке приобщаю, начал с окрошки. Окрошка-хороший старт. Одну кастрюлю готовлю без музыки, вторую под шансон. Подходят, пробуют, где какая окрошка зарыта. Насобачились, черти полосатые, отвечают. Со следующего года начнем клиентуру к музыке привязывать.
Можно ли любить заведение, где над собаками издеваются, обезьян, свиней мучают? Ответ понятен, а я свою страну люблю.
Нельзя партиям давать нескромные имена: «Единая Россия», «Справедливая Россия». Россия не партия, она – Родина.
Текст только тело.
У нас власть стрелки времени принимает за бантики. Для них время – что елка новогодняя, которую хочется украсить собой.
Люди однажды уже разбегались. Кто в птицы, кто в насекомые, кто в слоны, кто в крокодилы. Те, что остались людьми, предательства не простили. Они отлавливают перебежчиков и дают им пожизненные сроки в клетках зоопарков.
Слово «гном» от греческого «гносиз» – знание.
Как только не наказывают за знания. Этих наказали ростом.
Как был сделан флаг международного общества Красного Креста? Взяли швейцарский, вывернули наизнанку, и готово.
Читал местные газеты. Пустые, как наши, с точностью до цвета.
Шекспира как-то спросили, сколько ему лет?
– Мне тридцать один на данный момент.
– Как же так? – не выдержал один из любопытных.
Раньше я был младше вас, а сейчас, выходит, стал старше?
– Видите ли, милейший, я, в отличие от вас, Господин слова.
Водка в России не алкоголь – средство от рабства.
Конечно, лучше бабы, чем свобода, не сыскать. Беда в том, что охоту отбили.
А если вынуть из карманов все фиги?
Только уложив себя на лопатки, становишься Атлантом с Землей на плечах.