Дежурный телефонист отрапортовал, что было несколько звонков: два из студии, четыре от Аллана Андерссона. Рекорд поставила моя тетушка: пытаясь связаться с любимым племянником, она звонила раз восемь, не меньше.
Я обзвонил всех по очереди. В студии не ответили, что было вовсе не удивительно, поскольку время близилось к семи. Аллан Андерссон был полон ожиданий.
— Как дела у нашего знаменитого репортера? — вкрадчивым голосом спросил он.
— Блестяще! — ответил я.— Убийца с почти стопроцентной вероятностью изобличен, и ваш сотрудник весьма неплохо этому посодействовал.
Он присвистнул.
— Будешь получать нашу газету по гроб жизни! — весело воскликнул он.
— От любой самой фантастической истории тебе и то было бы больше проку,— остудил я его пыл.— Из нее можно бы хоть заметочку выжать. А тут ни строчки не жди. Во всяком случае, до поры до времени.
— А когда придет пора?
— Понятия не имею. Звякну попозже.
После некоторой душевной борьбы, в которой одержали верх родственные чувства, я набрал номер тетушки. И совершенно напрасно.
— У нас не хватает четвертого,— объявила она,— поэтому ты непременно должен прийти. Ведь уж сколько раз меня обманывал.
— Но я хотел сегодня лечь пораньше, надо выспаться,— слабо возразил я.
В ее молчании таился суровый укор.
— Мне в самом деле кажется, что ты мог бы пожертвовать один вечерок бедной старенькой тетке,— сказала она наконец. Я молчал, и она оживленно продолжила: — Прелестные люди и в бридж играют изумительно.
Я глубоко вздохнул.
— Куда ехать-то?
— Какой ты милый! — защебетала тетушка.— Корнхамнсторг, шесть. В Старом городе. Прелестная квартирка-студия, поверь. Хозяйку зовут Эстер Карлберг. Честное слово, ты будешь в восторге. Она просто восхитительна. Только, Харри, без четверти восемь, не позже.
Квартирка у госпожи Карлберг и правда была завидная. На самом верху одного из наиболее внушительных, со ступенчатым фронтоном, домов на площади Корнхамнсторг, выстроенных три века назад по заказу состоятельных купцов. Высокие узкие окна смотрели на Риддарфьерден, где плыл курсом на запад белый кораблик, выпустив плюмаж сизого дыма в нежно-голубое вечернее небо, которое прозрачным куполом поднималось над скоплением домов на скалах возле набережной Сёдер-Меларстранд. Слева вдали виднелась путаная вязь Шлюзовой развязки, а дальше — неровная стена домов со световой рекламой. Я тотчас же узнал светло-зеленый дом с тюбиком «Стоматола» и с удивлением подумал, что случай даже вечером пожелал привести меня в близкое соседство с местом убийства.
Опять-таки волей случая моей партнершей оказалась хозяйка дома. Играла она неплохо, с умом, и не мешала игре посторонними разговорами. Но зато была до невозможности медлительна, долго тянула и при объявлении, и при розыгрыше, порой по нескольку минут раздумывала, выкладывать козырь или нет. Я с облегчением вздохнул, когда на ее четверку пик все сказали «пас», и положил карты. Было почти полдевятого, и я бросился в холл, к телефону. Не скрою, номер Веспера Юнсона я набирал, сгорая от любопытства.
— Ну как? — с жаром выпалил я, услышав его голос.
— О чем вы? — отозвался он таким тоном, будто говорил с совершенно чужим человеком.
Я взял себя в руки, понизил голос.
— Лео Лесслер сознался?
— Не-ет.
— Он арестован?
— Даже не задержан,— последовал лаконичный ответ.
— Вы его отпустили?! — воскликнул я.
— Совершенно верно.— Голос вдруг стал добродушно-назидательным.— Видите ли, аргументы настолько малоубедительны, что нечего и обращаться к прокурору за санкцией на арест. История с ботинками безусловно выглядит подозрительно, но это не более чем косвенная улика. Завтра поспрошаем в обувных магазинах Клары, проверим, правду ли он сказал насчет покупки. Как знать, может, он и не лгал. Люди порой ведут себя очень странно.
Веспер Юнсон умолк, и я услышал, что он закуривает сигарету.
— Кроме того,— продолжал он,— нам пока не удалось выявить мотив, достаточно веский для убийства.
— А письмо, полученное перед уходом в цирк? — заметил я.— Может, брат написал ему о будущей женитьбе.
— Может,— согласился он,— но этого не доказать. По словам Лео, брат написал, что хочет повидать его вечером во вторник, то есть на следующий день после убийства. И все.
