Я взял инквизиторский тон:
— Что ты делал внизу? Безобразничал?
Голубые глаза холодно блеснули из-под льняной челки. Лицо худенькое, в мелких веснушках, фигура тощая и какая-то бескостная. Лет одиннадцать — двенадцать, прикинул я.
— Ничего я не делал,— сказал он и стиснул тонкие губы.
— И все-таки вдруг заспешил?
Мальчишка молча теребил потрепанные короткие штаны.
— Посмотреть хотел, что делает полиция,— наконец признался он.
— А когда я пошел к тебе, решил, что полиция тебя заберет?
— Ага,— кивнул он.— Нам же велели разойтись.
— Та-ак,— зловеще протянул я,— значит, полицейский вытурил тебя вместе со всеми.
— Да, ну и что? — нахально сказал он.
— А ты знаешь, что, если не слушаться полиции, недолго и в тюрьму загреметь?
Он украдкой косился по сторонам. Мы находились совсем рядом со Шлюзовой террасой, открытой площадкой перед жилым кварталом с красивым названием Бло-Бударна — Голубые ряды. Напротив, по другую сторону цепочки цветочных ящиков, остановились две пожилые дамы, обе так и сверлили меня взглядом. У детей глаз острый, и мальчишка не замедлил воспользоваться случаем.
— Пустите меня! — завопил он, отбиваясь руками и ногами.— Пустите, говорю!
Я отпустил его, пожал плечами и вернулся в подземелье. Веспер Юнсон встретил меня на подъездной дороге.
— Вы куда подевались? — спросил он.— В беге тренируетесь, что ли? Класон по крайней мере так подумал.
Я рассказал, что произошло. Он расправил усы и подытожил:
— Да, воспитание детей — штука сложная. Не всегда легко решить, что лучше — задать им трепку или действовать уговорами.
Подъехал Класон, и мы устроились на заднем сиденье.
— Вид у вас немножко усталый,— заметил полицейский начальник.
— Всю ночь на ногах,— сказал я.
— А ведь и правда! — воскликнул он.— Надо вздремнуть часок-другой. Где вы живете?
Я назвал адрес. Он повернулся к шоферу и решительно сказал:
— Вот туда и поедем.
Едва войдя в квартиру, я услышал сердитые телефонные звонки. Это был Аллан Андерссон.
— Ну, как тебе статья? — пробасил он.
Напечатанная жирным шрифтом шапка бросалась в глаза сразу. Она была самой крупной на всей первой полосе и гласила: АВТОМОБИЛЬНАЯ АВАРИЯ ИЛИ ЯВЛЕНИЕ ПРИРОДЫ? В грубой печати темные снимки выглядели неожиданно хорошо.
— Шапка уже устарела,— заметил я.
— Знаю,— удовлетворенно отозвался он.— Все вечерние газеты будут битком набиты этими двумя смертями. А вот нынче утром мы были первыми и единственными.
Я громко зевнул.
— Ты что, только проснулся?
— Еще не ложился. Знаешь, с кем я провел ночь и утро?
— Я тебе не духовник.
— Тут исповедаться не в чем. Я шастал по городу с начальником уголовной полиции.
Он присвистнул и прошептал:
— Something rotten[10]?…
— Больше, чем ты думаешь.
Несколько секунд в трубке слышалось только его тяжелое дыхание.
— Пару пленочек я отснял,— продолжил я,— а в голове масса текста.
— Можешь приехать через пять минут? — прошипел он.
— Нет, вот через пять часов — пожалуйста.
— All right,— вздохнул Аллан Андерссон.— Но учти, я у твоей двери часового поставлю,— добавил он грозно.
Проснулся я от звонка в дверь и со смутным ощущением, что трезвонят уже давно. Я встал, протер глаза и бросил взгляд на часы. Половина четвертого. Закутавшись в халат, я выполз в переднюю и открыл.
— Вид у тебя бодрый и отдохнувший,— сказал Аллан Андерссон, протискивая в дверь свои объемистые телеса.
У меня на языке уже вертелась ехидная реплика, но тут я заметил, что он не один. Из-за его спины робко выглядывали молодой парень и девушка.
— Входите, пожалуйста, мои юные друзья,— сказал Аллан Андерссон таким тоном, будто приглашал их в свою собственную квартиру.
В замешательстве я последовал за троицей в большую из двух моих комнат — гибрид кабинета с гостиной.
— Разрешите представить,— сказал секретарь редакции.— Супруги Калльвик. Фотограф Фриберг. Я рискнул нагрянуть к тебе вместе с этой юной парой,— любезно продолжил Аллан Андерссон.— Но, по-моему, они могут рассказать тебе кое-что интересное.
— Садитесь, пожалуйста,— пробормотал я, слабо шевельнув рукой.
— Вчера вечером супруги Калльвик ужинали в «Гондоле»,— пояснил Аллан Андерссон.— Впрочем, лучше пусть они сами расскажут.
