Когда вскоре после полудня ракету запустили, она поднялась на чуть больший угол, чем предполагалось, и шимпанзе припечатало к креслу силой 17 д, то есть в семнадцать раз больше его собственного веса и на 5 g больше, чем ожидалось. Его сердце отчаянно заколотилось, борясь с перегрузками, но шимпанзе ни на мгновение не поддался панике. Он много раз проходил это в центрифуге. И когда он не сопротивлялся, его не били разрядами тока в подошвы. В мире существовали вещи и похуже, чем перегрузки… Теперь он находился в невесомости и несся к Бермудским островам. В камере вспыхнули лампочки, и пульс обезьяны вернулся к нормальному — ну, чуть большему, чем был на земле. Все встало на свои места. Главным было избежать этих проклятых электроразрядов!.. Шимпанзе начал нажимать кнопки и дергать переключатели, словно лучший электроорганист в мире, и ни разу не пропустил сигнал… Затем автоматически включились тормозные двигатели «Меркурия», и капсула спустилась через атмосферу под тем же углом, под которым и взлетела. Еще 14,6 g врезали по Номеру шестьдесят один, и ему показалось, что глаза вылезают из орбит. Такое ощущение он тоже испытывал в центрифуге, и не раз. Были вещи и похуже, чем вылезающие из орбит глаза… Проклятые пластины на ступни, и на старт… Что же касается самого космического полета, то Номер шестьдесят один оказался бесстрашен. Закалка объекта не пропала даром, у него была снижена чувствительность.
Из-за слишком высокого угла запуска капсула промахнулась мимо запланированного места приводнения на 132 мили. И вертолету военно-морского флота понадобилось два часа, чтобы отыскать капсулу в Атлантическом океане и поднять ее на борт спасательного судна. Капсула с обезьяной внутри покачивалась на семифутовых волнах. В те места, где люк повредило ударом, стала просачиваться вода. Булькающая капсула покачивалась на волнах, словно мяч. Дольше на плаву оставаться было нельзя: просочилось уже восемьсот фунтов воды. Для обычного осторожного человека это означало бы два часа дикого ужаса. Капсулу подняли на спасательный корабль «Доннер», распечатали, вытащили камеру с обезьяной и открыли люк. Шимпанзе лежал со скрещенными на груди руками. Ему протянули яблоко; он взял его и съел с видимой нерешительностью. Эти два часа, проведенные в открытом море, на семифутовых волнах, внутри напоминавшей гроб камеры, были для обезьяны, вероятно… лучшим временем в этой стране белых халатов. Никаких голосов! Никаких электрошоков! Никаких ремней, отрезков шланга…
Среди астронавтов и всех участников проекта «Меркурий» царило огромное оживление. Теперь, казалось, Кеннеди и Визнер никак не могли помешать им осуществить хотя бы один пилотируемый полет. День «пробки из-под шампанского» был забыт.
Вечером, на следующий день после того, как Номера шестьдесят один перевезли обратно на Мыс, в ангар С, возле тренировочной капсулы «Меркурия» собралась огромная толпа репортеров и фотографов. Ветеринары вывели обезьяну из фургона. Когда толпа приблизилась и заработали фотовспышки, животное — храбрый малыш Хэм, которого теперь все знали, — пришло в ярость. Хэм оскалил зубы и начал огрызаться. Ветеринары едва сдерживали его. Это было немедленно истолковано прессой, этим Добропорядочным Джентльменом, как естественная реакция на мучительный эксперимент. Ветеринары затолкали обезьяну обратно в фургон, и там она успокоилась. Затем ее снова вывели, стараясь подвести поближе к модели капсулы «Меркурия», где телевизионщики установили камеры и ярчайшее освещение. Репортеры и фотографы опять ринулись вперед, вопя, толкаясь, ругаясь, щелкая фотовспышками, — и животное вновь озлобилось, готовое свернуть шею каждому, кто подвернется. Пресса истолковала это как проявление страха Хэма при виде капсулы, выглядевшей точно так же, как та, на которой он взлетел и перенес столь жестокий стресс.
Но стресс этот был совершенно иного рода. Шимпанзе снова оказался в клетке, где его мучили тренировками целый месяц. Два года назад его поймали в джунглях Африки и перевезли в клетке в эту проклятую пустыню в Нью-Мексико, где его терзала орава в белых халатах. И вот он снова здесь, где его мучили, а теперь еще появились новые мучители! Еще хуже, чем те, в белых халатах! Шумные! Безумные! Вопящие, рычащие, щелкающие вспышками!
