— Я хочу поговорить с лейтенантом Конрадом, — сказала Джейн. — Это миссис Конрад.
— Прошу прощения, — ответил дежурный офицер, и его голос дрогнул. — Прошу прощения… Я… — Он не мог подобрать слов! Он был готов расплакаться! — Я хочу сказать… он не может подойти к телефону!
Он не может подойти к телефону!
— Это очень важно! — настаивала Джейн.
— Прошу прощения, но это невозможно. — Дежурный офицер с трудом подбирал слова, подавляя всхлипывания. Всхлипывания! — Он не может подойти к телефону.
— А почему? Где он?
— Прошу прощения… — Снова глубокий вздох и тяжелое дыхание. — Я не могу вам сказать. Я… Мне придется повесить трубку!
Голос дежурного офицера исчез в водовороте эмоций, и связь прервалась.
Дежурный офицер! Само звучание его голоса говорило больше любых слов!
В этот момент время остановилось. Джейн больше не могла ждать, пока раздастся звонок в дверь и появится уверенная фигура с вытянутым лицом, некий Друг вдов и сирот — и официально сообщит ей, что Пит мертв.
Даже посреди болота, среди гниющих сосновых стволов, нефтяных пятен, мертвых стеблей повилики и личинок москитов — все это зловоние пересиливал запах «обгоревшего до неузнаваемости». Когда в самолете взорвалось топливо, температура поднялась настолько, что все, за исключением деталей из самых тугоплавких металлов, не только сгорело; все, состоящее из резины, пластика, целлулоида, дерева, кожи, ткани, мяса, хрящей, кальция, роговицы, волос, крови и протоплазмы, не только сгорело, но и выделило зловонный газ, известный химикам. Это был запах ужаса. Он проникал в ноздри, обжигал носоглотку, впитывался в печень и кишечник, и, казалось, во всей вселенной не было ничего, кроме зловония горелой плоти. Когда вертолет приземлился на трясину, Пит Конрад почувствовал запах прежде, чем люк полностью открылся, хотя они и оказались довольно далеко от места крушения. Остаток пути Конраду и другим членам экипажа пришлось преодолевать пешком. Через несколько шагов вода стала доходить им до колен, затем уже до подмышек. Они пробирались через воду, ил, сквозь лианы и сосновые стволы, но ничто не могло сравниться с запахом. Конраду, двадцатипятилетнему младшему лейтенанту, случилось в этот день быть дежурным офицером безопасности эскадрильи, и ему нужно было провести осмотр места происшествия. Эта эскадрилья являлась его первым местом службы, он никогда раньше не бывал свидетелем крушения, никогда не вдыхал такой омерзительный запах и не видел ничего подобного тому, что его ожидало.
Когда Конрад наконец добрался до самолета — это был SNJ, — он обнаружил, что фюзеляж сгорел и увяз в болоте, одно крыло отвалилось, а крышу кабины расплющило. На переднем сиденье находилось то, что осталось от его друга Бада Дженнингса. Бад, дружелюбный парень, многообещающий боевой летчик, превратился теперь в ужасную поджаренную массу без головы. Голова была сорвана с хребта, словно ананас с черешка, но ее нигде не было видно.
Конрад стоял в болотной трясине, не зная, что ему делать. Пройти двадцать футов по этой грязной жиже было нелегко. Он постоянно смотрел вверх, в хитросплетение сучьев, лиан, пестрых теней и лучей белого света, пробивавшихся сквозь верхушки деревьев. Как бы то ни было, он продолжал идти по воде и тине, и остальные следовали за ним. Он по-прежнему смотрел вверх. Наконец он сумел все выяснить. Поломанные сучья образовали просвет, показывающий, где падал SNJ. Просвет напоминал туннель, проложенный по вершинам деревьев. Конрад и его сопровождающие шли по болоту вдоль этой странной тропы в девяноста или ста футах над головой. «Туннель» сделал резкий поворот — должно быть, здесь оторвалось крыло. Затем просвет пошел вбок и вниз. Они продолжали идти, глядя вверх. Потом они остановились. На стволе зияла огромная сочащаяся рана-порез. Странно. Что это, болезнь дерева? Возле раны, в ветвях, виднелось что-то вроде мешка — как на деревьях, пораженных червями-древоточцами, — и желтоватая творожистая масса. Как будто из-за болезни вытекающий древесный сок загустевал и сворачивался — только это был не сок: виднелись прожилки крови. И в следующее мгновенье Конрад потерял дар речи. Все это видели. Мешок оказался матерчатым подшлемником с наушниками. А творожистая масса — это были мозги Бада Дженнингса. От удара о дерево кабина самолета расплющилась, а голова Дженнингса разлетелась вдребезги, как дыня.