Все это сбивало с толку. На верхних уровнях огромного зиккурата расовый вопрос раньше никогда не поднимался. Неписаные правила подразумевали, что у вас либо есть нужная вещь, либо ее нет, а остальное не имело значения. Когда в 1959 году были отобраны семеро астронавтов «Меркурия», тот факт, что все они были белыми и протестантами, явился лишь дополнительным свидетельством добродетелей этих американцев из маленьких городков. Но теперь, четыре года спустя, Кеннеди, которого на выборах 1960 года поддерживали национальные меньшинства, стал поднимать расовый вопрос во многих областях. Фраза «белый протестант» приобретала совсем другое значение; появилась возможность рассматривать астронавтов как белых североевропейского происхождения. По сути это ничуть не мешало им быть астронавтами. Это было типично для кадровых военных вообще. По всему миру кадровые военные происходили из «уроженцев» или «старых поселенцев». Даже в Израиле, который существовал как независимое государство едва лишь на протяжении жизни одного поколения и где политическая власть принадлежала эмигрантам из Восточной Европы, офицерский корпус состоял в подавляющем большинстве из «настоящих израильтян» — мужчин, родившихся или живших с детства в довоенных еврейских поселениях бывшей Палестины. Другой общей отличительной чертой астронавтов являлось то, что все они были первыми или единственными сыновьями. Но это тоже не имело никакого особого значения; исследования вскоре выяснили, что первые или единственные сыновья доминировали во многих занятиях, включая и учебу. (В эпоху, когда среднее количество детей в семье было едва лишь больше двух, в двух случаях из трех любой мужчина оказывался первым или единственным сыном.) Но подобные факты не могли смягчить Белый дом, потому что астронавт, воин поединка, теперь имел гораздо большее политическое значение, чем любой другой вид пилотов за всю историю.
Косые взгляды и перешептывания продолжались и в тот день, когда доставили NF-104. Возможно, и по этой причине новый монстр так понравился Йегеру. Ведь все накопившееся в мире политическое коварство, начиная с Макиавелли и заканчивая Джоном Маккормаком, не имело никакого значения в NF-104 на высоте шестьдесят пять тысяч футов. Специально для Летной школы аэрокосмических исследований были разработаны два не совсем обычных устройства. Одним из них являлся симулятор космического полета — устройство куда более реалистичное и сложное, чем процедурный тренажер «Меркурия» или любой другой симулятор, бывший на вооружении НАСА. Вторым же был NF-104 — истребитель F-4 с ракетным двигателем, установленным на выходной трубе. Ракетный двигатель потреблял перекись водорода и топливо JP4 и должен был давать шесть тысяч фунтов осевой нагрузки. Это напоминало какой-нибудь супердожигатель топлива. Главный двигатель в сочетании с обычным дожигателем поднимал вас на высоту примерно шестьдесят тысяч футов, а затем вы включали ракету и поднимались на сто двадцать — сто сорок тысяч футов. По крайней мере, так утверждали инженеры. Планировалось, что студенты школы потренируются на симуляторе космического полета, а затем наденут серебряные компенсирующие костюмы, как у астронавтов, поднимут NF-104 на сто двадцать тысяч футов и выше по огромной дуге и переживут при этом две минуты невесомости. Во время этого интервала им предстояло усовершенствовать пользование реактивным управлением — двигателями, работающими на перекиси водорода, которые были установлены во всех аппаратах, поднимавшихся выше ста тысяч футов, в том числе в Х-15, Х-20 и капсуле «Меркурия».
Единственная проблема заключалась в том, что никто не был знаком с NF-104. Никто не знал, как он будет себя вести в слабой молекулярной структуре атмосферы выше ста тысяч футов, каковы будут границы его аэродинамических характеристик. F-104 создавался как высокоскоростной перехватчик, и когда вы пытались заниматься на нем чем-нибудь другим, он становился, как говорили, «непрощающим». Пилоты уже начали отказываться от F-104 только потому, что его двигатель часто воспламенялся, и они падали на землю, как связка автомобильных ключей. Но Йегер полюбил эту чертову штуковину. Она чувствовала себя в воздухе прекрасно, словно летучая мышь. Как директор Летной школы аэрокосмических исследований, он не упустил возможности испытать NF-104, точно на машине уже было написано его имя.
