Было решено, что один из важнейших оперативных тестов Уолли — отключение систем контроля положения, как автоматической, так и ручной, то есть капсула будет просто дрейфовать, поворачиваясь, как ей заблагорассудится. Скотт услышал об этом и сказал Уолли, что не видит в этом тесте особой необходимости. Ведь он и так дрейфовал большую часть своей последней орбиты, пытаясь сэкономить топливо для вхождения в атмосферу, и доказал к собственному удовлетворению, что можно предоставить капсуле полную свободу и при этом не испытывать никакого дискомфорта или дезориентации. Так почему бы Уолли вместо дрейфования не заняться чем-нибудь другим? Нет, сказал Уолли, он посвятит свой полет экспериментированию с дрейфованием и экономии топлива, чтобы проложить дорогу для затяжных полетов.
Скотт знал о предстоящем утверждении плана полета Ширры, хотя его никто не информировал об этом. Конечно, официальное участие Скотта в составлении плана полета Ширры и не предполагалось: нет ничего удивительного в том, что у пилота сформировался собственный круг коллег и обслуживающего персонала, с которыми он предпочитает консультироваться перед тестами. Сам Скотт высоко ценил советы Гленна перед своим полетом. Скотт серьезно беспокоился из-за того, что Джона может не оказаться поблизости. Роль героя номер один в НАСА требовала от Гленна огромных расходов времени. Но всякий раз, когда Джон был где-нибудь рядом, Скотт и инженеры тащили его на собрания. Уолли тоже жаловался на то, что Джона не было рядом. Он вызвал настоящий переполох, когда сказал Уолтеру Кронкайту в интервью, что Джон настолько занят банкетами, что уже потерян для программы. Но на отсутствие Скотта Уолли не жаловался. Скотт начал понимать, что Крафт и Уильямc слишком сильно отреагировали на то, что он промахнулся мимо точки посадки на двести пятьдесят миль. Возможность существования пилотов, утверждающих, что он был в панике, просто не приходила ему в голову.
После того как была определена цель полета — доказать, что хладнокровный пилот может пролететь вдвое больше Карпентера и потратить вполовину меньше топлива, — Ширра почувствовал себя просто великолепно. Он проснулся утром настолько спокойным и расслабленным, насколько может быть человек, сидящий на верхушке ракеты. Несколько дней назад Уолли разыграл один из своих знаменитых приколов с Ди О'Хара, медсестрой. Она дала Уолли обычную маленькую бутылочку, попросив его принести образец мочи и оставить на ее столе. Придя в офис, она увидела на столе не бутылочку, а бутыль примерно в пять галлонов, в которой находилась вспененная янтарная жидкость. Зрелище было настолько невероятным, что она приложила руки к стенкам бутыли, узнать, теплая ли жидкость, и тут…
Прикол!
…Она обернулась и увидела в дверях Уолли со светящимся от радости лицом и еще двоих парней. Жидкость на самом деле была смесью воды, настойки йода и стирального порошка. На следующий день Ди О'Хара вручила Уолли прозрачный пластиковый пакет — большой, примерно четыре фута длиной, — и сказала, что это будет его мочеприемник во время полета, вместо маленьких приспособлений на основе презерватива, которыми пользовались Гриссом, Гленн и Карпентер. Прикол! В утро своего полета Уолли зашел в ангар С в купальном халате и направился в медицинский кабинет. А позади волочился огромный пластиковый пакет. Он торжественно прошел мимо Ди О'Хара, словно бы показывая, что полетит в таком виде. Прикол! Весь день он оставался старым добрым веселым Уолли. Он был великолепен. Ни на секунду он не казался человеком, которому предстоит стресс новой формы летного испытания. В своем веселом спокойствии он превзошел самого Йегера. С первой минуты полета Уолли начал шутить. Когда Крис Крафт, директор полета, разрешил ему выход на первую орбиту и Дик Слейтон, диспетчер на Мысе, сказал Ширре, что ему дали добро из Центра управления, Ширра ответил:
— Я тоже даю тебе добро. Оно довольно жирное.
— Ты сегодня черепаха? — спросил Слейтон.
— Да.
«Черепаший клуб» — это была одна из игр Уолли. Один славный парень из игравших подходил к другому славному парню — желательно в присутствии очень серьезных людей — и спрашивал его:
