Но все это еще не случилось, мы все еще были в ракете 04, летящей к цели, мы еще не сели, но должны были сесть с минуты на минуту.
- Приготовиться к посадке.
Я не вынесу этого еще раз. Крича, я начал срывать с себя привязанные ремни и проснулся... Я сидел в самолете, надо мной склонилась испуганная стюардесса.
- Омаха, сержант. Мы садимся, - сказала она.
Все пассажиры пялились на меня. Вероятно, я кричал во сне; я был весь в поту, как в те ночи в больнице, когда просыпался снова и снова, едва приходил сон.
Я выпрямился в кресле, и все быстро отвернулись, делая вид, что вовсе на меня не смотрели.
Когда мы сели, был полдень, и горячее солнце Небраски приятно грело спину. Мне повезло: оказалось, что автобус до Куффингтона как раз стоит на остановке.
Рядом со мной сел какой-то фермер, крепкий парень. Он угостил меня сигаретой и сказал, что до Куффингтона всего несколько часов езды.
- Вы там живете? - спросил он.
- Нет, в Огайо, - ответил я. - Но там жил мой друг, его звали Климер.
Он не знал его, но помнил, что один из местных парней участвовал в экспедиции на Марс.
- Да, - сказал я. - Это был именно Джим.
Тут уж он не сдержался.
- Ну, и как там?
- Сухо, - ответил я. - Ужасно сухо.
- Верю, - сказал он. - Честно говоря, в этом году и здесь слишком сухо для пшеницы. Зато в прошлом году была хорошая погода. В прошлом году...
Куффингтон в Небраске - это просто широкая улица с магазинчиком: ее обрамляют обсаженные деревьями ряды старых домов, а вокруг, насколько хватает глаз, тянутся желтые поля пшеницы. Было довольно жарко, поэтому я с удовольствием задержался на автовокзале, чтобы заглянуть в тонкую телефонную книжку.
Тут были три семьи с фамилией Грэхем, но первый же номер, по которому я позвонил, оказался верным. Мисс Айла Грэхем говорила быстро и возбужденно, она сказала, что сейчас же за мной приедет, и я обещал подождать перед вокзалом.
Я стоял под козырьком, глядя на тихую улицу, и думал, что теперь понимаю, почему Климер всегда был таким тихим и медлительным: этот городок буквально излучал спокойствие, совсем как Джим.
Подъехал кабриолет, и мисс Грэхем открыла дверцу. Она не была особенно красива, но производила впечатление милой, по-настоящему милой девушки.
- Вы очень устали, - сказала она, - и меня мучает совесть, что я просила вас ненадолго заглянуть к нам.
- Со мной все в порядке, - ответил я, - и мне вовсе не трудно остановиться в паре мест по дороге в Огайо.
Когда мы ехали через город, я спросил, нет ли у Джима семьи.
- Его родители погибли в автокатастрофе, - ответила мисс Грэхем. - Он жил у дяди на ферме под Грендвью, но они не ладили, поэтому Джим приехал сюда и устроился на электростанцию.
Потом она добавила:
- Моя мать сдала ему комнату. Так мы познакомились. И... обручились.
- Вот оно что, - сказал я.
Дом был большой, солидный, с обширной верандой, окруженный деревьями. Я сел в плетеное кресло, а мисс Грэхем привела мать. Мать немного поговорила со мной о Джиме и о том, как сильно ей его не хватает и что она считала его своим сыном. Когда она вышла, мисс Грэхем показала мне пачку голубых конвертов.
- Это письма, которые я получила от Джима. Их не так уж и много, и они довольно коротки.
- Нам разрешали посылать всего тридцать слов раз в две недели. Нас было две тысячи парней, а передатчик всего один.
- Удивительно, но Джим умел вместить очень многое буквально в пару слов, - сказала она и подала мне несколько писем.
В одном он писал: "Мне приходится щипать себя, чтобы поверить, что я один из первых землян, стоящих на чужой планете. Ночью я смотрю на зеленую звезду Земли, и мне трудно поверить, что я помог исполнению вековечной мечты человечества. До сих пор мы не нашли ни следа жизни, за исключением лишайников, о которых сообщила Первая Экспедиция, но все еще может измениться".
- Там действительно были только лишайники и ничего больше? - спросила мисс Грэхем.
- Да, и еще два вида каких-то растений, похожих на кактусы. А кроме того - только скалы и песок.
Прочитав еще несколько голубых листочков, я понял, что теперь, когда Джима уже нет, узнал его лучше, чем когда-либо до сих пор. Он таил в себе такое, чего я никак не подозревал - он был романтиком. Мы не имели понятия об этом - он всегда был таким спокойным и медлительным, - а теперь я понял: ко всему, что мы делали, он относился по-своему.
