— А ты умеешь делать иллюминацию? — недоверчиво спросил Айвена Готфрид.
— Не знаю, но когда я… Ой!
За окном оглушительно бамкнуло и раскатисто загрохотало, так что стены гостиницы затряслись. Комната засверкала отражением переливчатых огней, которые плясали в небе снаружи. Опять бамкнуло, а потом протяжно и хищно заревело. И в ответ послышалась разноголосица человеческих воплей.
— Мои драконы! — вскрикнула Ингигерда и выскочила за дверь.
Остальные несколько мгновений смотрели друг на друга, но мысль, что седовласая колдунья — это девятнадцатилетняя девушка и должна успокоить перепуганных драконов, заставила их поспешить за ней.
А у дверей гостиницы царил настоящий ад. В кромешной тьме, которую периодически разрывали каскады небесного фейерверка, ревели, орали, метались, сверкали, носились, падали и лупили огромные зубастые пасти, не меньшие зубчатые хвосты, перепуганные лица в шлемах, конские головы и крупы. Ну, и Беспомощная Сиротка со здоровенной дубиной в могучих руках. Ингигерда выкрикивал: "А-тара-а-мара!" — или что-то вроде этого, но её крик совершенно заглушался драконьим рёвом и человеческими воплями, звучавшими громче драконьих.
А фейерверк всё грохотал и полыхал, и с каждой новой вспышкой и созвездием небесных огней суматоха возле гостиницы усиливалась опять.
Айвен почувствовал, что у него задрожали колени — унизительное ощущение, да ещё и смешанное с острым желанием удрать в гостиницу и закрыться в своей комнате, — зажмурился и во всё горло стал подтягивать Ингигерде, надеясь, что не ошибается:
— А-тара-а-мара! А-тара-а-мара!
И голоса его друзей поддержали:
— А-тара-а-мара! А-тара-а-мара!
Пронзительно пищали даже шмели Готфрида:
— А-тара-а-мара!
Только Полосатый, как всегда умудрялся ещё ворчать:
— Что за безобразие и неприличие! — Стальной же азартно побадривал:
— Не бойсь! Жги! — и не сидел у хозяина на плече, а мелькал то в одном конце кучи малы, то в другом.
Беззащитная Сиротка воспользовалась тем, что драконье внимание отвлечено, опустила дубину на землю и стала созывать перепуганное посольство голосом, каким обычно цып-цып-цыпкают возле курятника:
— Сюда, мои дорогие! В двери, в двери идите! Добро пожаловать в гостиницу! Сюда, сюда!
Из свалки стали выбираться разгорячённые и смущённые рыцари, по-придворному раскланивались и расшаркивались перед Сироткой и устремлялись к приветливо освещённому проёму двери, стараясь не казаться более испуганными, чем это прилично. Голос же седовласой колдуньи стал удаляться, кажется, она отгоняла свою невероятную упряжку подальше.
— Эй, Ингигерда! — крикнул Айвен, пытаясь делать это уверенно. — Тебе помочь?
— Нет, уже помогли! Здорово у вас вышло, хотя кричали какую-то ерунду! Зато драконов удивили до остолбенения, так что они стали совсем ручными.
— Ну вот, — фыркнул Иво, — хотели, как лучше, а получилось, как всегда.
— Так ведь укротили же их! — весело прожужжал над их головами Стальной, а Полосатый проворчал:
— По-дурацки, но успокоили. Слушай, великолепный маг, ты не мог бы выключить свой фейерверк.
— Да, фейерверк. То, что ты наколдовал, называется фейерверком, — сказала, подходя к ним, Ингигерда. — А иллюминация — это всякие цветные фонарики, гирлянды из них, светящиеся украшения. Вот иллюминация тут, как раз, нужна. Понимаешь? Только тут, вокруг гостиницы, понимаешь? Тут, а не везде. Если опять перепутаешь, то перепугаешь все здешние страны и континенты!
— Не перепутаю, — со вздохом сказал Айвен, и вокруг: на стенах и крыше гостиницы и каких-то построек возле неё, на невысоких деревьях под окнами, на лошадях и на людях зажглись разноцветные огоньки, фонарики и светлячки. В сочетании с непрекращающимися взрывами и вспышками фейерверка зрелище было фантастическое. И опять раздались человеческие крики, но уже не испуганные, а восторженные, хотя и совершенно нечленораздельные — это окрестные жители и постоянные посетители корчмы, стоя на почтительном от корчмы и драконов расстоянии, громко выражали восхищение.
— Ну, как вам искусство мастера Айвена? — спросил Готфрид с таким видом, словно весь переполох был спланирован ими заранее.
