Но ура! — соперник свалился, как мешок, ткнувшись рожей в арену. Нехорошо упал, у Айвена сжалось сердце, так падают, когда… Но разводить интеллигентские сопли было не совсем уместно. Зрители громко зааплодировали, тип в фиолетовом бархате стал вытирать лицо Айвена кружевным платком, какая-то пёстро одетая девушка, резко пахнущая чем-то сладко-горьким, поднесла к его губам кубок с терпким, хорошего букета вином. Из-за их спин кивал Годфрид и подмигивала Мартина. Ничего не понимая, Айвен с благодарностью принимал ухаживания болельщиков и пытался подозвать к себе Годфрид и Мартину. Вдруг все расступились перед гордо выступающей фигурой, одетой в пурпурный шёлковый наряд, подпоясанный златотканым поясом-шарфом. Поля причудливой шляпы с драгоценными перьями нарочито закрывали лицо, на плечи спускались волны великолепных каштановых кудрей.
— Приветствую славного победителя! — сообщил звонкий голос. — Я гонец от барона Каморы. Ищу мощных личностей. Не таких, — изящный красный сапожок ткнул носком застонавшего и приподнявшегося на локте верзилу — Айвен облегчённо вздохнул, — а людей с темпераментом и, как это говорят… а-а-а… с харизмой!
Годфрид из-под чьего-то локтя закивал головой, как фарфоровый болванчик. Доверяя его подсказке, Айвен тоже кивнул. Тотчас сильные и осторожные руки каких-то людей, которых он не успел толком рассмотреть, посадили его в носилки, подвешенные между двумя красивыми, откормленными, с блестящей шерстью мулами; он видел, что сбруя животных щедро увешана погремушками, колокольцами и бляшками из начищенной меди и серебра. Только он попытался сосредоточиться и собраться с мыслями — "Каким образом меня занесло на арену, где никого знакомого, кроме Годфрида и Сиротки, и вообще, что происходит?" — как гонец барона Камеры… нет, Камары… ну, гонец барона затрещал, как нанятый:
— Ты поразил меня, победив эту гору мяса! Он ведь был подлым и применял всякие нечестные штучки. Ещё и накачался чудинами. А тебе прямая дорога в герои! — болтливое создание вытащило из кармана вышитый платок, сняло шляпу и промокнуло белый лоб и румяные девичьи щёки. — Меня зовут Виенна, а ты, как мне сказали, зовёшься Айвен. Вот мой знак, — важно показала небольшой пергамент с печатью.
Айвен скосил глаза в сторону и увидел кивок Готфрида, тот выразительно тыкал себя в грудь и указывал на Мартину. Голова ещё гудела, но инстинкт самосохранения — что это такое, он не помнил! — заставил Айвена указать в сторону приятелей и даже что-то сочинить:
— Там… вот… это мои конюший и… э-э-э… кормилица, — что такое конюший, Айвен тоже не соображал, вскочило в голову первое попавшееся слово, но здесь всюду кони, наверно, что-то связанное с конями.
Виенна вытерла потное лицо, прищурила голубые глаза (странное, но очаровательное сочетание с каштановыми кудрями) и продолжала:
— Ты как будто не совсем веришь? А печати? А барон? Ты же знаешь барона?
Можно было поискать глазами Готфрида и Мартину, только Виенна не сводила с Айвена глаз, поэтому он убедительно заявил:
— А как же!
— Тогда вперёд!
— А мои кормилица и конюший?
— Я гонец, а не вербовщик. Привожу к барону тех, кого он хочет, и не собираю всякий мусор с улицы. Вперёд!
Айвен не слишком ловко, но выпрыгнул из носилок:
— Раз так, то прощай, красавица!
Загорелый человек в фиолетовом обернулся и подмигнул ему: похоже, он не слишком симпатизировал самоуверенной девице в пурпуре. Но прежде чем покрасневшая от возмущения Виенна успела что-то сказать, вокруг поднялся невероятный шум. Кто-то начал трубить тревогу, кто-то кричал: "Бунтовщики! Спасайтесь!" и вокруг вдруг началась паника, нетерпеливые зрители превратились в беспомощных беглецов.
Судя по тому, что ворвавшиеся на площадь агрессоры скручивали и оглушали молодых мужчин, это было что-то вроде вербовки. Вокруг визжали, умоляли и проклинали. Айвена стукнули по голове, он простонал: "Чтоб вас… опять?", снова свалился на раскалённый песок и успел только заметить, что Мартина отчаянно сражается с превосходящими силами каких-то растрёпанных и оборванных парней. Потом свет в его глазах помутился, и он опять потерял сознание…
