В левой руке Веры Станиславовны оставался недоеденный кусок пирожного, который ей уже не лез в горло, она с досадой посмотрела на него, кинула в тарелочку-пирожницу, резко выцапала одну из салфеток, красиво уложенных в салфетнице, скомкала её в левой руке, обтирая пальцы, и швырнула на бело-бежевую скатерть.
– Не допущу! – заметно повеселел Юрий Владимирович, поняв, о чём идёт речь.
Задержав секунд на тридцать взгляд на жёлтой скомканной салфетке, примостившейся недалеко от позолоченной вазочки с вареньем и портящей общий настрой и порядок на столе, Юрий Владимирович поднял взгляд на жену. На доли секунд Вера Станиславовна уловила в этом взгляде что-то очень трогательное, это был так нравящийся ей когда-то взгляд мужа – голубоглазого красавца, исполненный торжества победы, когда он сообщал ей – своей Верочке о каком-то радостном для них событии, чаще это были его финансовые победы, но с годами взгляд этот появлялся всё реже, а потому был уже стёрт из памяти женщины, и сейчас, не видя за мужем никакой победы, а даже наоборот, Вера Станиславовна как будто даже обиделась этой промелькнувшей трогательности и расценила её как издёвку мужа над ней.
– А не пора ли мне серьёзно заняться завещанием, а, как ты думаешь? – лукаво прищурившись, спросил Юрий Владимирович жену.
Юрий Владимирович – отец Клары и Кати до перестройки был активным партийным деятелем и легко продвигался по карьерной лестнице. После смены власти, имея приличный капиталец, нажитый действиями, невместимыми в рамки закона, Юрий Владимирович незаметно сошёл с политической арены, приватизировал ряд неприметных предприятий и активно занялся коммерцией. На сегодняшний день он был владельцем земельного участка под Москвой, на котором смог бы расположиться целый коллективный кооператив, особняка, именуемого им дачей, двух машин, пяти квартир в Москве, помимо той, в которой жил, одной квартиры в Ленинграде, одной в Ташкенте. Кроме того, он владел несколькими автозаправочными станциями по кольцевой дороге, и тремя фирмами. Не пустовали и его счета, которые он предпочитал иметь в иностранных банках. Юрий Владимирович не был любителем славы, шума вокруг себя, считал, стремление к известности признаком убогости, и предпочитал числиться среднесписочной единицей, а потому большая часть его имущества принадлежала ему инкогнито, и ото всех, даже от своей жены Веры Станиславовны он тщательно скрывал это, скрывал и истинные размеры своих доходов. Вера Станиславовна догадывалась об этом, и это очень её раздражало. Сейчас, услышав от мужа о завещании, она особенно разволновалась. «Опять он о завещании, – думала она. – Ведь и правда всё разделит на девчонок, а меня-то уж он и в расчёт не берёт, думает, что переживёт меня лет на сто. А Кларке вообще ничего не положено, она уж получила своё наследство, пусть скажет спасибо, что вырастили, выучили её. Нет, этого допустить нельзя».
– Когда ты будешь писать завещание, Юр, – заискивающим голосом заговорила Вера Станиславовна, теребя край скатерти, – ты должен учитывать, что Катя – очень неприспособленный к жизни человек. Клара она и сама многого достигнет. Она всегда была очень независимой, а Кате нужна поддержка.
– Да, Клара независимая, самостоятельная, вся в меня! – в голосе Юрия Владимировича звучала гордость. – И если уж она полюбила профессора, значит, тому и бывать. Ну и что, пусть будет профессор, это не картёжник какой-нибудь. – Юрий Владимирович намекнул на прошлую связь Кати с шулером. – Леонид – прекрасный парень, с головой!
– Хм, – презрительно фыркнула Вера Станиславовна, какой же он парень! Да у него, наверное, море сожительниц было. Ему уж ведь сколько лет! Он младше меня всего на десять лет!
– Да хоть бы и старше был тебя на десять лет. Чего ты его к себе-то примеряешь? Мужик он толковый, а главное, любят они друг друга, – твёрдо, даже с некоторым нажимом в голосе ответил муж.
– Любят! Да какая может быть любовь к нищему человеку? Жить на пятьдесят долларов в месяц и радоваться этому, это же моральное уродство. А как детей они будут воспитывать? На что кормить, учить их будут? Вот увидишь, что останется от их любви, любовь, тоже мне! – Вера Станиславовна обиженно надула губы и отвернула лицо от мужа.
