Но очнулся, почему-то, опять смачно пережёвывая батон колбасы и куски хлеба. Гигант совсем пунцовый стал. Этак он всё сожрёт и когда Лом очнётся, ни крошки от свежих продуктов не останется. Только консервы, концентраты, сухпайки. А они ведь специально хлебу и колбасы взяли, что б немного себя порадовать продуктами, привычными для Большой земли. Надо сосредоточиться.
Семён нахмурился, напряг мышцы, рубашка на спине порвалась, ну да и бог с ней. Главное - сумел сосредоточился. Всё, можно идти спать. Бодрствовать пока тут колбаса свежая лежит, слишком опасно, ведь съест он всё. Семён снова пошёл к себе в комнату. Перешагнул порог, лёг в постель – точно помнил, что всё это сделал именно в таком порядке.
Но очнулся опять на кухне, доедая предпоследний батон колбасы.
-Оёй, как нехорошо-то получилось. – Качая головой, произнёс гигант. Один батон колбасы и полбулки хлеба. Остальное мистическим образом исчезло. Учитывая тот факт, что в животе приятно урчит, а ремень ослабить пришлось, он примерно догадывался, куда всё исчезло.
Надо срочно будить Лома. А то он всё съест, друг обидится, ругаться будет. А ему это не надо, он ведь не со зла. Не крыса он какая-то там. Просто такой он, с детства. Вот как батя его табуреткой два раза по затылку ударил, так с ним и стали случаться такие вот несчастья. Про себя Семён называл их «съестными нежданчиками». Батя тогда хорошо его…, ну и правильно. Он же сказал:
-Шоб, ик, сука…, Сёма, хватит реветь блять! Вытри кровь, на, тряпку вот…, нету. Ну рубашкой вытри, похер. Это Сёма, что бы ты, ик! Бля…, что б ты мужиком был. Понял, дебил ты тупой?
Сёма понял, он батю очень уважал. Хороший был мужик. Пил много, но это ему нужно было – он очень умный был, да, и добрый. Мог ведь и три раза ударить. А то и четыре. А он всего два – очень добрый был. Все его уважали. А Семён любил, потому что это отец был, а не сосед какой-то. Уважал и любил. Да и прав батя был, как выяснилось позже, практически во всём.
Надо будить Лома, пусть всё съедает - пока ещё осталось хоть что-то.
Семён прихватил с собой колбасу, хлеб и двинулся к комнате друга. Лом спал, сладко так, даже будить расхотелось. Решил всё же совладать с собой и…, и обнаружил, что съел пол батона колбасы, который другу нёс. И как так получилось? Наверное, в главной комнате случайно откусил.
Семён, весь красный, пряча глаза от стыда, подошёл к другу и протянул руку. Что-то мешается…, не видно что. Будто воздух уплотнился. Хм. Так разве бывает? Не бывает. Просто ему кажется. Да, точно. Надо посильнее надавить на руку, значит, вот так, ещё немного, почти дотянулся и…
Вспышка залила светом всю базу. Велес не всё увидел в этой аномалии, поглотившей тело Лома. Сила разряда, сильно зависела от массы объекта, потревожившего её пределы.
Гиганта швырнуло через всю комнату. Голова стукнулась о стену, череп треснул. Впрочем, к тому моменту, он уже не дышал – разряд сжёг внутренности…
Что с ним происходило в ближайшие сутки, Велес запомнил обрывками, какие-то размытые картинки без особого смысла. Зелёные поля, чистое голубое небо, какой-то лес, забитый гроздьями Жгучего Пуха. И звёздное небо, в окантовке из протяжного горького воя. Его накрыло волной. И имя той волны – Боль. Он никогда и подумать не мог, что горечь утраты способна подобное с ним сотворить. Когда он был уверен, что Дог, скорее всего, мёртв, сознание оставалось ясным. Бешенство клокотало внутри, но он не терял память, не метался по местности, словно полоумный. Он не терял головы, а сейчас…, что-то подсказывало, что причина кроется в тех трёх днях, что он провёл в подвалах Долга, на оцинкованном столе. Боль изувеченного тела, кажется, успела проникнуть в самую душу, прежде чем он добрался до Сети и смог погасить её, излечив свои раны.
Последнее что Велес запомнил, перед тем как прийти в себя – мертвецы. Холм, зелёная трава, деревья скинувшие листья, несколько елей, как им и положено, всё ещё ярко-зелёных. И толпа взбешённых мертвецов несётся на него. Что произошло дальше, он не знал. Следующая картинка-воспоминание, закончилась выходом сознания из этой вспышки безумия.
