Надо признать, дядя Жорик произвел на меня сильное, я бы даже сказала, неизгладимое впечатление. Громадный как медведь, с широченным торсом борца сумо, могучими руками циркового атлета, в моих глазах он был натуральным Голиафом, о котором нам рассказывали в детском саду. Как вскоре выяснилось, дядя Жорик оказался добродушным и приветливым Голиафом. И еще, это был Голиаф, обожавший историю Древнего Мира. Папа, кстати, тоже сохранил ей верность, хоть работа, которую он заполучил в Израиле, была от нее столь же далека, как и его прежнее занятие, торговля контрабандными сигаретами в чеченском ларьке. Устроиться так, чтобы заниматься любимым делом, получая за это хорошие бабки, ему не светило и на новом месте, еще чего. Зато, папа сделал нечто большее, он передал свою страсть мне. И, не в одних только генах, уверяю тебя, Динуля. Пока я была маленькой, он посвящал мне все свободное время. И, если бы, скажем, не «Сравнительные жизнеописания» Плутарха, читавшиеся мне Мишелем на ночь вместо сказок, а также множество иных интереснейших книг, которыми папочка оборонял мое трепетное формирующееся сознание от вредоносного влияния многоканального и многокального ТВ, я бы вряд ли разделила с ним его увлечение в дальнейшем. Но, как ни странно это прозвучит по нынешним временам, Ликург и Перикл, Демосфен и Александр Македонский, Помпей и Цезарь стали, по папиной милости, столь же неотъемлемой частью моей Картины Мира, как Чип и Дейл, Том и Джерри, Алладин и Жасмин, о которых, понятно, знали все без исключения мои сверстники. И, конечно, я не поступила бы на исторический факультет университета в Хайфе, случись как-то иначе. Папе не суждено было стать историком. Но, он сделал все возможное и невозможное тоже, чтобы историком сделалась его дочь…
Да, вот еще что. Накануне приезда дяди Жорика у меня с папой состоялся разговор, надолго оставивший неприятный осадок.
— Рита, — подозвав меня, строго сказал отец. — Ты у меня девочка умная и ответственная, тем не менее, хочу повторить: никто не должен знать о том, что «глаз бога», с которым я разрешил тебе играть, находится у нас дома.
— Никто-никто? — спросила я.
— Никто, — очень серьезно повторил Мишель.
— Даже твой друг дядя Жора, который всегда нам помогал?
— Он — в самую первую очередь.
— Но, почему, папочка?
— Это для его же блага. Я тебе потом как-нибудь объясню. Но не раньше, чем ты окончательно повзрослеешь. Поняла?
Конечно, я поняла. Ослушаться отца у меня и в мыслях не было. Но, эпизод запал в память. Еще бы, взрослые порой ведут себя так странно. Например, имеют секреты от самых близких друзей. А отчего так, обещают растолковать, когда повзрослеешь. Чтобы это уразуметь, и взрослеть особо не требуется…
Вопреки тому непонятному мне разговору, с приездом француза настало удивительнейшее, сказочное время. Еще бы. папе на службе предоставили отпуск, и мы отправились в путешествие по стране. В небольшое турне по всяческим интересным местам, которыми знаменит Израиль. Мы посетили Стену Плача и Храм Гроба Господня в Иерусалиме, полюбовались золотым Куполом Скалы, съездили в Вифлеем и Назарет. Было очень здорово. Дядя Жерар оказался очень забавным. Он не был женат, у него не было детей, и скоро он так привязался ко мне, а я к нему, что это стало нервировать Мишеля. Я сейчас понимаю, он возревновал! Что сказать, было от чего. Обычно мы с дядей Жорой ходили, взявшись за руки, и моя детская ладонь тонула в его ручище великана. А когда я уставала, или мне просто хотелось покапризничать, он усаживал меня к себе на плечо. Точно, как одноногий пират Джон Сильвер с Острова сокровищ — своего любимого попугая, научившегося выговаривать слово пиастры. Это сравнение не слишком-то впечатляло, быть попугаем, пускай, даже пиратским, мне не импонировало. Тем более, что и слово пиастры оказалось мне не по зубам, я не выговаривала русскую букву «р», поэтому пиастры у меня становились пиастгами. Дядя Жора угорал со смеху, твердя, что, судя по произношению, я — настоящая француженка. Меня это сравнение тоже злило, толком не знаю, отчего, ведь он хотел мне польстить. Зря, меня вполне устраивало быть еврейкой. Вскарабкавшись к Жорику на плечи, я, бывало, представляла себя укротительницей диких слонов, вот это было воистину здорово!
